Кузин Станислав. Воспоминания о Верхней Гутаре


		Саянская гвардия. Из воспоминаний бродяг. НОСТАЛЬГИЯ - от греческого nostos - возвращение домой и algos - боль (книжн.). Тоска по родине. (Толковый словарь русского языка под редакцией профессора Д. Ушакова)
				ОБ АВТОРЕ:
				Кузин Станислав , 1937-го года рождения, действующий доцент Нижегородского госуниверситета, факультет вычислительной математики и кибернетики. Во многих местах путешествовал - но в Саян возвращался снова и снова. Прямо наркота какая-то...
	Воспоминания о Верхней Гутаре После окончания университета в 1960-м году мы сплавлялись по реке Абакан. К началу сплава, на бывшую пограничную заставу с республикой Тува, мы добирались по территории Алтая от Телецкого озера. Да и сам Абакан начинается в Алтайских горах и только ближе к устью протекает по Саянскому региону. Но, вернувшись в город, мы любили говорить, что путешествовали по Саянам. Почему-то эти неизвестные для нас горы казались более привлекательными по сравнению с другими горными странами. И, распивая в конце августа в университетском буфете только что появившийся в продаже тонизирующий напиток "Саяны", мы мечтали о путешествии в этот загадочный край. Почему нас манили горы Саянские? В 1960-м году Новосибирский журналист Владимир Чивилихин опубликовал свою первую повесть: "Серебряные рельсы". Это был почти документальный рассказ об экспедиции инженера – изыскателя железных дорог Кошурникова, который в лихое военное время (1942 год) исследовал возможность прокладки параллельной Транссибу железной дороги через Центральный Саян. Экспедиция отправилась из Верхней Гутары, перевалила в Казыр и сплавлялась по этой "злой и непутевой" реке. Из-за трудностей военного времени, а также бюрократической неразберихи экспедиция вышла в "поле" накануне зимы и погибла, не доплыв по замерзшей реке несколько километров до жилья. По этому поводу я написал стихотворение. "Увас лишь только лист березный Кружить начал над жухнущей тайгой, А здесь о жизни разговор серьезный - Река покрылась белою шугой. Меня найдут, я это твердо знаю, Недалеко от первого жилья, Я не дойду по хрупкому припаю Последних сотен метров до тебя." Железную дорогу Абакан – Тайшет начали прокладывать после войны, к счастью для природы этого края, по другой трассе, но имена трех членов погибшей экспедиции увековечили в названиях трех станций: Кошурниково, Стофато, Журавлево. А для путешествующих людей слова "Саяны", "Верхняя Гутара", "Казыр" звучали, как призыв посетить эти места. Был также известен очерк журналиста Леонида Лиходеева "В краю оленьих троп" про посещение Тофаларии, откуда мы подчерпнули некоторые сведения о Верхней Гутаре и специфике жизни одного из самых малых народов нашей страны – тофаларов или тофов. Правда, один наш ученый товарищ нашел в старом словаре информацию о том, что эта народность до революции называлась презрительной кличкой "карагасы". В конце пятидесятых годов численность этого населения составляла шестьсот человек. В Центральном Саяне тофалары жили в трёх посёлках: Алыгджер (райцентр), Верхняя Гутара и Нерха. Ясный июльский день 1961–го года. Поезд медленно подтягивается к Нижнеудинску. Справа по ходу поезда, на окоеме зеленой тайги, почти прозрачные, рисуются хребты Голубого Саяна. Где то там находится посёлок Верхняя Гутара, откуда начинается наш маршрут.

Верхняя Гутара - посёлок в горной тайге
Верхняя Гутара - посёлок в горной тайге, куда из Нижнеудинска "только самолётом можно долететь", перепрыгнув через седло перевала. Лёту то всего сорок минут на "Антоне" (биплан АН-2), но другого пути в центр Саянских гор нет. Это сорок минут - когда лётная погода. А как наступит ненастье или просто облако "сядет" на перевал – можно просидеть в аэропорту до морковкиного заговенья. Для первого раза Саянские горы были благосклонны к нам, и на следующий день наш борт АН-2 приземлился на зелёной поляне среди гор, на левом берегу реки Гутара. Эта поляна здесь называется взлётно-посадочной полосой. На обочине такой грунтовой взлётно-посадочной полосы стоит рубленный деревянный домик, на крыше которого возвышаются антенна радиостанции и указатель направления ветра – марлевая "кишка". Весь комплекс в целом носит гордое название: "Аэропорт Верхняя Гутара".

АН-2 приземлился на зелёной поляне среди гор, на левом берегу реки Гутара
Сразу за взлётно-посадочной полосой крутой горный склон уходит в небо. На правом берегу реки расположены озёра, а горы виднеются несколько в отдалении. Вверх по течению реки чётко рисуется Гутарский голец. До него километров двадцать. Чуть ниже по течению расположен посёлок Верхняя Гутара или просто Гутара. По-видимому, ниже по течению когда-то была ещё Нижняя Гутара, но это было давно. Перед посёлком в реку Гутару впадает левый приток Каменка. Поставили мы палатку на берегу реки около деревянного "здания" аэропорта и пошли в посёлок выяснять условия найма оленьего каравана, который сопровождал бы нас в сердце Саянских гор. На крыльце правления колхоза "Кызыл Тофа" (естественно, не более ни менее как "Красный Тофаларец") сидит местная более чем пожилая женщина. Сколько прожила эта женщина, то ли девяносто, то ли сто лет непонятно. Она курит трубку и ведёт светскую беседу с не менее пожилым аборигеном: "Когда вернулся из тайги? Вчера? А водку застал?" Мы ещё не знали специфики снабжения "огненной водой" этого посёлка, оторванного от автомобильных и железнодорожных путей сообщения. Так как сообщение с большой землёй осуществлялось только самолётами, то председатель колхоза Щёкин полностью управлял поставкой в сельмаг этого необходимого для местного населения продукта. Кончили сенокос – даёт Щёкин команду в Нижнеудинск и "валится" с седла перевала вереница грузовых Яков с ящиками водки. Захмеляется местное население день – два, пока не кончится в сельмаге основной продукт, и снова "сухой закон". Та же процедура повторяется в канун Октябрьской революции и прочих советских праздников. В промежутках между праздниками местное население самогон не варит и единственным источником "огненной воды" служат экспедиционные люди, а также туристы. Вспоминаю, какой я испытал шок, когда у меня в ногах валялся пожилой тоф и канючил: "Начальник, ну налей маленько…". Мне тогда было двадцать три года, и я только ещё начинал знакомиться с прозой жизни. Пройдя между беседующими на актуальную тему аборигенами, мы вошли в правление колхоза. Как и написано было несколько лет назад в очерке журналиста Лиходеева, в конторе сидел за письменным столом председатель Щёкин. Неизвестно, каким ветром занесло в Тофаларию этого русского человека, но он долгое время выполнял в Верхней Гутаре миссию белого человека и, по многочисленным отзывам, очень неплохо. Справедливое слово Щёкина в посёлке было равносильно закону. К пришлым людям, в нашем лице, Щёкин отнёсся весьма доброжелательно и объяснил условия найма оленьего транспорта. Единицей найма является связка из четырёх оленей, за каждого надо платить колхозу 1 рубль 60 копеек в день. Число дней считается из расчёта туда и обратно. Причём, на одном олене едет проводник, стоимость которого входит в стоимость верхового оленя. (Как далеки эти почти бескорыстные времена!) Один олень берёт 30 килограмм груза. Остальной груз и свои тела наниматели передвигают пешком. Мы заплатили за две связки оленей (и двух проводников), чтобы они сопровождали нас до вершины Прямого Казыра. В качестве любезности Щёкин рассказал нам о специфике существования колхоза "Кызыл Тофа". Основное занятие местных жителей – оленеводство и охота. Организовали также ферму черно-бурых лисиц, но она оказалась нерентабельной: лисы жрут только мясо и все охотники заняты его добычей, чтобы прокормить этих тварей. Основной предмет охоты – соболь. Добывают соболя только зимой, так как летний мех его не имеет товарной ценности. У каждого охотника свой охотничий участок и он выезжает в зимнюю тайгу "тэт на тэт" со связкой оленей на два-три месяца. (Занятие далеко не для каждого белого человека".) Одного зверька охотник тропит иногда несколько дней и за шкурку соболя государство платит ему восемнадцать рублей. У нас в городском магазине такая шкурка стоит триста – четыреста рублей - неплохой навар получает государство. Причём, продажа соболя на сторону карается по закону, т.к. пушнина ничто иное как "мягкое золото". Охотятся аборигены также на изюбря, марала и на медведя. Но основной источник мясопродуктов – кабарга, самый маленький олень весом не более пятнадцати килограммов. Кроме того, кабарга имеет мускусную железу, которая ценится как целебное народное средство. До недавнего времени кабарги в горах было немерено. Обнаруживает тоф, что у него в доме кончилось мясо, идёт на несколько часов в тайгу и добывает кабарожку на ужин. Но в последнее время в тайге работает много экспедиций, и количество зверя резко уменьшилось. Попрощались мы с председателем, и пошли по его рекомендации договариваться с проводником Александром Холломоевым. Посёлок Верхняя Гутара построен в тридцатые годы с целью прекратить кочевой образ жизни оленеводов и приучить их к оседлости. Советская власть хотела добра малым народам, вкладывала в это мероприятие значительные средства, но оседлость нарушала привычный образ жизни кочевого человека и технологию выпаса оленей. Дело в том, что олень может существовать только поедая особый мох под названием ягель. А съеденный стадом оленей ягель восстанавливается через тридцать - сорок лет. Поэтому стада оленей находятся в постоянном круговом движении – кочевье, с периодом в несколько десятков лет, переходя от пастбища к пастбищу. Подобная проблема существует не только для тофов, но также для ненцев, манси, эвенков и прочих северных кочевых народов. В конце концов, была выработана следующая модель окультуривания оленеводов: в посёлке располагается правление колхоза и сельский совет, клуб, почта с радиотелеграфом, может быть даже школа интернат. Имеются также дома для проживания колхозных семей, представители которых периодически уходят в тайгу пасти оленей, охотиться, ловить рыбу, сопровождать экспедиции. В тридцатые годы началось массовое строительство таких посёлков, но привыкшие к кочевой жизни оленеводы переселялись в них весьма неохотно. И тому порой были уважительные, но порой непонятные для белого человека причины. Например, в Верхней Гутаре также построили добротные деревянные рубленые дома для каждой семьи. Но тофы предпочитали жить в чуме, который стоял во дворе, а деревянный дом использовали как подсобное помещение в качестве хранилища охотничьих принадлежностей и добытых шкур. Вроде бы имело место непонимание своего счастья первобытным человеком. Но ларчик открывался просто: в деревянном доме заводились клопы, к которым тофы не привыкли. А полчища блох в чуме их не беспокоили в силу привычки к этим насекомым с детства. Точно так же, как и к комарам. Я привёл этот пример не для того, чтобы посмеяться над любимыми мной Саянскими аборигенами, а для того, чтобы подчеркнуть, как непросто приобщать к европейской цивилизации первобытные народы. Да и вопрос, надо ли это делать повсеместно и в принудительном порядке? Характерное и далеко не лучшее влияние европейской цивилизации на малые народы - приобщение их к употреблению крепких спиртных напитков. Дело в том, что организмы людей монголоидной расы, к которой принадлежат и тофы, генетически не приспособлены для эффективного расщепления молекул этилового спирта. И эти люди, вкусив "огненной воды", быстро превращаются в деградирующих алкоголиков(1).
			(1) Для пользы дела председатель Щёкин административными методами устанавливал сухой закон. Но так как он был человеком мудрым, то предоставлял для населения несколько раз в году кратковременные периоды расслабления. В отличие от максималиста товарища Горбачёва, который в своей антиалкогольной компании таких периодов не планировал.
Советская власть прилагала значительные усилия для приведения малых северных и кочевых народов в лоно европейской цивилизации. И, прежде всего, путём затраты значительных финансовых средств на это благое дело. Но финансовые средства, которые предоставляются человеку только потому, что он принадлежит к малой народности, зачастую превращает этого человека в элементарного халявщика. Характерный сюжет поведала нам русская учительница в эвенкийском посёлке Калар (1971 год). Оказывается, если эвенк привозит из тайги своего ребёнка в поселковый интернат для обучения и воспитания в течение зимнего сезона, то этот эвенк получает в качестве награды десять рублей. Интернат за государственный счёт не только учит, но кормит и одевает ребёнка, который в начале лета отправляется на таёжное стойбище весьма прилично одетым. Там родители снимают с него новую школьную форму и прячут её в сундук, приговаривая: "Советский власть богатый, ещё тебя оденет". "Видели бы вы, в каком рубище возвращаются осенью в интернат ученики…", – наполовину со смехом, наполовину с грустью говорила наша знакомая учительница. Также Каларские учителя просветили нас по поводу национальной политики в этом эвенкийском районе. В сельмаг привезли дефицитные в то время японские шубы. Председатель колхоза распорядился продавать их сначала эвенкам, которые натянули на себя эти шубы, взгромоздились на оленей и поехали на стойбище пасти оленей. Из-за оставшегося небольшого количества шуб русское население Калара только что не передралось. А русское население – в основном местная интеллигенция: учителя, врачи и т.д. Но вернёмся в Гутару шестьдесят первого года. Мы вышли из правления, и пошли искать дом Александра Холломоева. Посёлок состоял из полусотни деревянных изб, среди которых выделялись размером правление колхоза, сельсовет с красным флагом и магазин. К слову, председателем сельсовета в Гутаре долгое время работала эстонка, которую также непонятно каким ветром занесло в эти края. Хотя, непонятно это было в то время. А сейчас можно предположить, что выселили её по решению Советской власти соответствующие органы после войны из родного дома в края не столь отдалённые. И в этих краях она длительное время представляла Советскую власть. (Не самая абсурдная история из нашего прошлого.) В магазин мы не могли не зайти. Ассортимент товаров достаточно разнообразный. Конечно, изысканной гастрономии нет, но сахар, консервы, мука и прочие простые продукты присутствуют. Никакого спиртного, конечно, и в помине нет. Тут наши девушки вспомнили, что они не взяли с собой в поход необходимого косметического средства и поинтересовались, какой одеколон им может предложить продавщица. Долго наши девушки не могли понять, почему присутствующие в магазине аборигены мужского пола от смеха только что не повалились на пол. Потом один из них, в перерывах между приступами смеха, объяснил, что в периоды отсутствия завоза настоящей "огненной воды" её полноценной заменой служит одеколон. А так как хозяйство в нашей стране плановое, то на завоз этого продукта в каждый населённый пункт существует определённая квота. Так вот, свою квоту одеколона Гутарское население выпило на три года вперёд. Напоминаю, что нашим девушкам было, как и мне по двадцать три года, и они также как и я, только что начинали знакомиться с прозой жизни. В дом Холломоева мы попали только к вечеру. Хозяин дома – живая легенда, он сопровождал с оленями Кошурникова в маршруте вниз по Казыру до тех пор, пока олени могли пройти по берегу. Отправив проводника с оленями назад, Кошурников с тремя товарищами начал сплавляться по Казыру на плотах. В конечном итоге, экспедиция погибла, а вернувшегося в Гутару проводника подозревали в позорном бегстве и даже в преступлении. Не помню, по какой причине, но с Холломоевым мы не договорились. Не было бы счастья, да несчастье помогло, мы познакомились с Григорием Тутаевым, который несколько лет подряд сопровождал нас в путешествиях по Центральному Саяну. Но это совсем другая история.

Мы познакомились с Григорием Тутаевым
На следующий день наш караван выходил из посёлка Верхняя Гутара в маршрут. Две связки оленей везли рюкзаки. Во главе первой связки ехал Григорий, вторую связку вёл его односельчанин Николай. За оленями налегке шагала вся наша группа. По сравнению с предыдущими походами, где в первые дни приходилось на своих спинах тащить тяжеленные рюкзаки, мы чувствовали себя настоящими путешественниками. Тропа вела вверх по речке Каменке, которая впадает в Гутару несколько выше посёлка. На протяжении семи километров, до подъёма на гольцы, тропа двадцать восемь раз бродила реку, переходя с берега на берег. Броды были не выше чем по колено, и я не знал, что два года спустя увижу вздувшуюся после дождя Каменку. По дну реки с глухим рокотом влекомые бешеным потоком катятся булыганы, по её поверхности несутся клочья пены, вот пронёсся ободранный о скалы ствол дерева, кувыркаясь в воде …. Про брод через такую реку нечего было и думать. Но первое моё свидание с Каменкой было солнечным и безмятежным. После бродов тропа серпантинами полезла в Сопи гору, несколько сот метров крутого подъёма и перед нами впервые распахнулись Саянские дали. На следующий год я опять прилетел в Гутару. В этот раз программа моего посещения состояла из двух пунктов. Во-первых, я организовал прогулочный поход для двух своих приятельниц на Агульское озеро с целью показать им настоящую красоту. После этого похода, вернувшись в Гутару, я невольно подслушал их разговор: они мечтали скорее вернуться в город и хотя бы на пару дней поехать на пригородную дачу - отдохнуть. И это после того, как им показали настоящую красоту! Я был оскорблён в своих лучших чувствах, но всё же помахал вслед рукой, когда их "Антон", покачав крыльями, начал подъём к перевалу в Нижнеудинск. Я был молод, ломил по тайге как лось и был максималистом. Но для девушек этот прогулочный маршрут оказался тяжёлым. Дело в том, что, заманивая девушек в горы, я расписывал, как мы налегке, с караваном оленей пойдём на Агульское озеро. Однако, когда я пришёл в правление колхоза "Кызыл Тофа", председатель Щёкин встретил меня как знакомого, но развёл руками. Проводников в посёлке не было, все они по разным причинам находились в тайге. Вот разве Михаил К. согласится… Но Михаил К. не согласился. У него только что в наводнении утонул сын. В горах прошли дожди, Гутара вздулась и начала перехлестывать подвесной мост, по которому его сын переходил на другой берег. И пришлось девушкам путешествовать по гольцам под рюкзаками… Одной девушке пришлось даже после похода лечиться от сердца. Но тягости походной жизни быстро забываются, и они с удовольствием вспоминали, как ездили в Саяны посмотреть настоящую красоту. Вернувшись с Агульского озера в Гутару, я встретился в аэропорту с девушкой Н., которая навещала свою подругу где-то на юге и после этого прилетела в Саяны для выполнения ежегодного похода. Вместе мы дождались прилёта основной группы, в посёлок вернулся наш проводник Григорий Тутаев, и мы с караваном оленей выступили в маршрут на Уду. В следующем 1963 году мои знакомые собрались посмотреть легендарные Саяны и пригласили меня в качестве консультанта(2).
			(2) Я вообще-то собирался на Алтай, но решил в это лето сразу убить двух зайцев. По срокам получалось, что можно сначала побывать в любимых Саянах, а потом посмотреть неизвестный Алтай. Правда, на это надо было затратить два месяца, а я работал в вычислительном центре и мне был положен только один месяц отпуска. Но я чувствовал себя незаменимым специалистом (и это было в достаточной степени правильное чувство), но я также чувствовал, что из-за месячного прогула меня с работы не выгонят (и это было неправильное чувство). В Новосибирск, на встречу со второй группой для похода на Алтай я опоздал. Это спасло меня от серьёзных неприятностей на работе.
ЛИСТАЕМ ДАЛЬШЕ... Всё только начинается