Символом Тофаларии всегда был и остаётся олень. Тофаларов иногда называют - оленный народ. Судьба, образ жизни, культура и обычаи тофов неразрывно связывались с оленем.
Жизненный ритм оленя определял жизнь и быт тофов. Очень многое изменилось после перевода тофов на оседлый образ жизни. Много перемен произошло за последние десятилетия и в стране в целом. Оленеводство Тофаларии почти не существует, за исключением небольшого стада, содержащегося в основном благодаря энтузиазму (считай патриотизму) нескольких тофов.
Мы публикуем довольно старый материал по оленеводству, но других просто нет, да и пожалуй не было. Возможно когда-нибудь он пригодится не только для теоретического изучения.
P.S.: В последнее время производятся некоторые попытки возврата к исконным видам деятельности тофаларов. Среди них и зыбкие попытки по восстановлению оленеводства. Пока, правда, всё на стадии обсуждений, предварительных договорённостей и т.д.
КАРАГАССКИЙ ОЛЕНЬ.
Карагасский олень испокон веков жил в прирученном состоянии у карагас. Как и когда он у них появился не известно. В 1925 году профессором Б.Э. Петри записал легенду о приручении оленей. В ней говорится только о том, что карагасы себе представляют своего домашнего оленя, как потомка дикого, но нет ни малейшего упоминания, что оленеводство позаимствовано у какого-либо другого народа. Соответственно можно полагать, что оленеводство - исконная основа карагасского хозяйства.
Вот какое описание карагасскому оленю дал профессор Б.Э. Петри в начале ХХ века:
"Карагасский олень - это безропотный раб своего хозяина и в то же время его властный повелитель. Он покорно выполняет все работы, которые на него возлагают, возит вьюки, таскает юрту, несёт на своей спине хозяина на промысел, гонит с ним вместе соболя; он бережно везёт зыбку с ребенком, а если хозяин заедет в поселения русских и там закутит - днями стоит привязанный к забору без корма и не просит есть. Его грустные глаза говорят о том, что он давно смирился со своей участью и не помышляет о лучшей доле. Он не бодается, не лягается и не кусается - робкий и нежный он только боится и жмется, если ему делают больно, и умирает, если с ним неосторожно обошлись.
Но олень так же и властный повелитель карагаса. Где оленю сейчас хорошо, там живет карагас. Олень диктует карагасу режим жизни. Летом он его гонит из теплых радостных долин на мрачные вершины Саян к самым вечным снегам на высокогорную тундру, где он находит спасение от гнуса. Если вы поедете по осенним и весенним кочевьям карагас, то не ждите встретить их стойбища на сухих пригорках, на солнопечных открытых местах. Там, где долина сомкнулась в полутёмное сырое ущелье, где растёт по мшистым склонам ягель, где олень найдет себе вдоволь пищи и стены скал не пустят оленей разбежаться, там разбивает карагас свою юрту.
Без оленя карагас ничто, в тайге без оленя ему делать нечего, разве только скорее бежать к "жилому месту". Олень перевозит все имущество карагаса во время кочевок, его самого и его семью. Олень одевает карагаса в свои шкуры, дает ему сухожилия, чтобы сделать из них нитки и сшить одежду. Оленью шкуру постилают на землю, когда спят; из неё сделана часть сбруи. Когда родится ребёнок, его завертывают в оленью шкурку, а под него подстилают вместо пелёнок олений волос. Олень выкармливает детей своим молоком, а также кормит им и взрослых; если постигнет бедствие и неудача на промысле, олень закалывается, и мясо его спасает семью от голодной смерти. Наконец, весь промысел карагас проводит верхом на олене и даже по соболиному следу едет, не слезая с него".
ПРЕИМУЩЕСТВА ОЛЕНЯ НА ПРОМЫСЛЕ.
Олень придавал карагасу необычайную подвижность в тайге и особенно на промысле, В то время, как русский промышленник, оставив коня на подножном корму где-нибудь в удобном месте, медленно шёл пешком по долине, увязая в снегу, карагас же на своих оленях быстро объезжал ту же местность горами и, конечно, успевал упромыслить много больше. Русский промышленник оставался в тайге только до глубокого снега, пока конь мог ещё добывать подножный корм. Поэтому когда выпадал снег, русские возвращались домой. Карагас же на своих оленях продолжал промысел, т. к. олень свободно передвигался по снегу и легко из-под него добывал себе пищу.
На промысле зимой олень очень неприхотлив. Если не было оленьего мха (ягеля), карагас мог свалить ему топором старый кедр, весь обросший бородатым лишайником - Usnea barbata - и олень поедал этот лишайник. Трёх кедров достаточно для дневного пропитания оленя. В отличие от коня, олень всюду в тайге найдет корм. В крайнем случае олень может 2 и даже 3 дня обходиться без пищи и продолжать работать в полную силу. Кроме того, олень выдерживает всадника до 70 кг и вьючный груз до 50 кг.
КАК ОХОТИЛИСЬ НА ОЛЕНЕ.
С оленями охотились так. Промышленник брал с собой трех оленей-быков. На одном ехал, два другие везли припасы. Ежедневно промышленник менял под собой оленя, давая каждому оленю таким образом двухдневную передышку. Наконец промышленник прибывал на табор. Здесь он спутывал двух оленей, а на одном ехал искать соболя. И так целый день. К вечеру возвращался на табор.
На завтра седлал другого оленя и опять ездил на нём целый день.
На третий день на работу становился третий олень. Таким образом, очередь соблюдалась весь период охоты. Если на промысел было взято два быка и одна матуха, то быков седлали через день, а если один бык и две матухи, то промышленник промышлял один день верхом, а другой день пешком подобно русскому. Этот способ промысла позаимствовали окинские буряты, а также некоторые русские таёжники, поселившиеся на луговых пространствах при впадении реки Кара-Бурень в Уду. Эти русские приобретали оленей или у карагас или в Урянхае (Туве). На лето они отдавали пасти их карагасам за небольшое вознаграждение.
Наконец олень давал огромное преимущество при езде по крутым горам, гольцам, россыпям и моховым болотам. Тропы, будучи совершенно непроходимыми для коня, были вполне доступны оленю. Олень особенно ценен при охоте за дикими оленями, водящимися летом на самых крутых гольцах в Саянах. Северный олень в диком состоянии водится в Белогорье. Это красивое животное с огромными ветвистыми рогами, но немного меньше ростом, чем его домашняя разновидность, и шерсть его несколько светлее.
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОЛЕНЯ ПРИ ПЕРЕКОЧЁВКАХ.
Кроме промысла олень служил при кочёвках. На оленей навьючивали весь домашний скарб и садились верхом все члены семьи, даже жилище - берестяную покрышку летом и замшевую зимой, тоже перевозили на спинах оленей. Для передвижения нормальной карагасской семьи нужно было 15 взрослых вьючных оленей.
Для перевозки грузов использовали важенок и быков. Всё имущество транспортировали вьюками в перемётных сумах (барба), которые шили из шкур диких копытных или домашних оленей. Вьюки перевозили на специальных вьючных сёдлах - ангарчак.
СЕДЛАНИЕ И ВЬЮЧЕНИЕ.
Грузоподъемность оленя не велика. Карагасы строго различали живой и мёртвый груз. Верхом ездили на оленях-быках или кастратах. Если их мало, то в силу необходимости седлали жеребца. Обычно же жеребца употребляли для перевозки мёртвого груза. Тофы (карагасы) мужчины очень легки по весу, не говоря уже о женщинах: редкий мужчина весит около 4-х пудов. На ездового оленя никакого груза не клали.
Таким образом, профессор Петри отмечает, что максимальная нагрузка живым грузом 4 пуда, при чем с горы всадник обязательно спешивался.
Грузоподъёмность 6 пудов, о которой говорил профессор Д.К. Соловьев, а за ним повторял С.А. Грюнер, несомненно недоразумение или в лучшем случае исключение, а не норма, считал Б.Э. Петри.
Мёртвый груз в основном перевозили матухи, которые использовались только под вьюк; "силы мало у неё", но если были свободные жеребцы или быки то груз клали и на них. Для матухи норма грузоподъёмности мёртвого груза 2 пуда, для быка и жеребца 3 пуда. Кстати, норма нагрузки "доброго коня" в Саянах - 4 пуда.
На каждого оленя укладывали сначала войлок (покупался у бурят, местное кустарное производство), затем на войлок стелили особую покрышку, сшитую из шкурок, снятых с оленьих голов (очень прочный мех), поверх помещали оленье вьючное седло (ангарчак). К седлу подвязывались с каждой стороны два тоса (покрышки чума) . По бокам свешивались перемётные сумы с продуктами или инвентарём.
Карагасы очень точно уравновешивали вьюки, т. к. иначе, благодаря специальным особенностям седлания оленя, вьюки весь путь сбивались бы на сторону. Сверху навязывалось ведро, квашонка, а на спокойном олене детская зыбка с грудным ребёнком или детское седло, на котором закутанный в меха сидел малыш лет трёх-чётырех.
При кочёвках все олени связывались длинным караваном (аргиш). На переднем сидела хозяйка, на втором вьюк и ребенок, дальше вьючные олени. Хозяин и взрослые сыновья ехали в стороне и обычно на конях.
Седовые сёдла использовали такие же, как и для коней. Сёдла эти изготавливали окинские буряты. Но некоторые карагасы тоже умели делать седовые сёдла. Это так называемый санагинский тип седла - очень лёгкое, маленькое седло с высокой лукой, украшенное серебром.
Седлали оленя так: снизу укладывалась выделанная как замша кожа кабарги, на неё стелили бурятский войлок, сложенный вчетверо, потом толстая кожа русской выделки (полувальная, черная) и, наконец, седло. Седло укладывали позади лопаток несколько ближе к ним, чем у коня, но не так сильно надвигали на лопатки, как это делали, например, ламуты. Стремена для легкости делали деревянные. Подпруга одна - туго затягивать нельзя. Сзади оленя охватывало нечто вроде шлеи, спереди подгрудник. Садиться со стремян было нельзя. Надо подвести оленя к пню и осторожно сесть на седло, после чего можно вставить ноги в стремена. Подобно тувинцам-тоджинцам тофалары садятся в оленье седло слева - так же, как это принято у коневодов при посадке на коня (эвенки и эвены садятся на оленя справа).
Сидеть на олене крайне трудно, особенно неумелому человеку: седло под ним крутится на круглой спине оленя и сбивается то на правый, то на левый бок. Отчасти неустойчивости седла способствуют подвижность кожи оленя и его пышная шерсть. Но карагас легко и плавно мог ехать на олене без всякого труда и напряжения, сохраняя равновесие и держась твердо в шенкелях. Посохов подобно тунгусским карагасы не использовали. Спешиваясь на стремя не упирались, а сразу спрыгивали, соблюдая опять-таки предосторожность. Узда выглядела крайне просто - небольшой ремешок охватывал голову под рогами и обходил под шеей. Повод только один. Он обходил голову слева и его держали в левой руке. Если нужно ехать налево - повод тянули, если нужно направо - перекладывали повод на шею. Чтобы заставить оленя бежать скорее, шевелили повод и веточкой слегка ударяли по крупу. Сильно оленя бить нельзя, он очень нежный и легко мог заболеть. Во время учёта оленьих стад часто причину смерти того или иного оленя карагасы указывали так: "упал с вьюком на льду, похворал потом и умер" или "лягнул другой олень" и т. п. Карагасы считали своего оленя очень чувствительным и крайне бережно с ним обращались.
Командное слово только одно - звук эу-эу-эу нечто среднее между рычанием и отрыжкой, звук тихий, но достаточный, чтобы заставить оленя слушаться. Таким образом, карагасский олень был исключительно вьючным верховым животным. Об упряжке оленей карагасы никогда и не слышали.
ВЫПАС ОЛЕНЕЙ.
Пасли оленей поблизости от стойбища без присмотра пастухов, загонов для оленей не делали. Лишь во время отела их пригоняли на ночь к стойбищу, где они паслись на привязи.
Очень важным вопросом летом был вопрос о выборе места для выгона. Оно должно было отвечать целому ряду условий, из которых важнейшие - удобства оленей, а второстепенные - удобства хозяев.
Прежде всего это высокогорные луга на Саянах выше границы леса - единственные места, где олень мог чувствовать себя хорошо летом.
Общий вид летних стойбищ был такой:
"Широкая долина, окруженная горами так, чтобы олени не смогли разбредаться в разные стороны. Старались выбрать замкнутую долину, удобную для наблюдения за движением оленьего стада. Последние редкие деревья, взобравшиеся сюда снизу, и дают возможность поддерживать неугасимый огонь в чуме карагаса. Кругом тундра. Мох и ягель образуют широкие поля. Кочки поросли кукушкиным льном. Травинки тут и там пробиваются по склонам. Всюду заросли карликовой берёзы - любимой пищи оленя в первую половину лета. Последние приветы весны - цветы здесь распускаются в конце июля и начале августа. Желтые крупные грозди кашкары, полярные колокольчики, у воды водосборы и на более сухих склонах бледный полярный мак. Кое-где, там, где остались свободные от порослей пространства и со звонким шумом несутся вниз от ледяных полей ручьи, скромно выглядывают своими насыщенно синего цвета головками крупные горные фиалки. Эти цветы без запаха - одинокие беглецы из счастливых теплых долин - так радуют глаз среди однообразно серого, мягкого, мокрого ковра высокогорной тундры. Зато выше расстилается суровое пространство: высокие зубчатые горы, окружающие долину. Вниз с их макушек осыпается щебень, там ничего не растет и олень туда не двинется. Кое-где среди диких вершин отдельными белами пятнами лежит вечный снег. Оттуда дует благодатный холодный ветер, отгоняющий от оленей паутов, комаров и мошку. В жаркие или теплые дни, если можно назвать теплом неизменную свежесть гор, олень себя плохо чувствует, он тяжело и прерывисто дышит и имеет удрученный вид. Особенно он чувствителен к насекомым. Только сядет на него овод, он мгновенно всем телом вздрагивает и овод слетает с него. Олень буквально не дает присесть своему врагу. Остальные олени смотрят на незваного пришельца глазами, полными страха, и отгоняют его во время полета мордами от себя подальше. Чувствительность оленя поразительно велика. Легкое прикосновение руки заставляет оленя сгибаться; он даже не любит, когда его гладят по спине".
УХОД ЗА ОЛЕНЯМИ.
Уход за оленями очень прост. Летом, когда много хозяев стояли в одном месте и олени образовывали одно большое стадо, они держались довольно дружно вместе и хотя и разбредались, но не теряли друг друга из вида.
Ночью олени пасутся по окрестным горам, выбирая весной свежую траву и ощипывая веточки карликовой берёзы, а ближе к осени собирая ягель и грибы (особенно любимая ими пища), утром за стадом отправлялась молодёжь. Они сгоняли стадо в середину табора. Здесь оленух привязывали для отстоя, а после удоя отпускали. В ветреные дни олени бродили вокруг стойбища. Но жеребцы и быки иногда могли убегать довольно далеко. То же происходило и в дождливые дни. Зато в дни тихие и солнечные ("ведренные"), когда даже в Белогорье залетают редкие пауты (оводы), олени держались целый день внутри стойбища. Если паут и мошка их сильно беспокоили, карагасы устраивали для них дымокуры. К вечеру все стадо опять вместе отправлялось на пастбище и, конечно, без пастуха. Когда оленей отпускали пастись, колокольчики ( ботало) на шею почти никогда не привязывали, изредка разве, если удавалось достать у русских: "своих карагасских ботал нет". Если олени терялись, молодежь отправлялась искать. Искали по следу. Собак на это время обычно привязывали у чума. Собаки, как исключительно промысловые, к сторожевой службе были не приучены и оленей не пасли и не караулили. Если взять с собой собаку она будет гонять оленей и пугать их.
Только если не могли найти оленя, сами брали собаку искать след: "если зверь задавил - собака узнает".
Некоторым взрослым оленям, чтобы они далеко не уходили, надевали на одну из передних ног деревянную путу - тахан, вырезанную из сырого куска березы. Таханом можно было пользоваться до тех пор, пока не высыхало дерево и терялась его гибкость. Пута вырезалась из цельного березового бруска уплощенной формы таким образом, что когда его сгибали почти вполовину, с одного конца образовывалась тонкая петля. При помощи двух глубоких выемок широкие концевые части закреплялись верёвкой. Олень не мог самостоятельно снять путу. Волочась по земле, она мешала животному далеко отойти.
Новорожденные оленята всегда находились рядом с матерью и во время дойки привязывались к солбаку при помощи узды - мунгуй, чтобы оставалось молоко для дойки. Помимо молока оленята ели траву и ягель. После того как они подрастали и становились крепко на ноги (с конца мая), на вольных выпасах с той же целью сохранения молока на подросших оленят надевались специальные намордники - деревянные рамки - корог прямоугольной формы. Рамки выполнялись с 8 выступающими концами (4 тупых и 4 острых). В продольных сторонах имелось по два отверстия для ремня, при помощи которого рамка закреплялась на морде олененка. Рамка надевалась так, чтобы острые концы торчали вверх и кололи матуху.
Такие хитроумные приспособления для привязки и стреноживания оленей как мунгуй и тахан по сей день считаются чисто карагасскими изобретениями.
МАЛООЛЕННЫЕ КАРАГАСЫ.
Лишившийся части оленей (по разным причинам), карагас не в состоянии был преодолевать большие пространства тайги. Он был привязан к ограниченному району и медленно двигался во время преследования зверя. Это естественно отражалось на продукции его охоты, а следовательно на благосостоянии хозяйства. Также затруднялись его перекочевки. Не имея достаточного количества оленей, карагас снимался с места, брал с собой столько членов семьи и предметов обихода, сколько может поднять его караван, и переходил на новое место, при чём часто сам шел пешком, неся на своих плечах какой-нибудь груз. Прибыв на новое место, хозяин оставлял принесенное, а сам с оленями возвращался назад за оставленным. С уменьшением числа оленей уменьшался и домашний скарб. Лишившись подвижности, карагас терял возможности удачного промысла и переходил в разряд бедняков. В этом случае он мог присоединиться к богатому родственнику и, оказывая ему разные услуги, пользоваться его оленями для совместных кочевок. Но в этом случае он лишался самостоятельности передвижения, а во время промысла обычно оставался "домовничать" у того же родственника, пока тот промышлял. Или же можно было брать оленей в наймы, что тоже не выгодно, т. к. часть промысла неудачника переходила владельцу оленя. Побившись так несколько лет, растеряв почти все имущество и оленей, погибших от перегрузки работой, карагас переходил в разряд пеших. Такие пешие карагасы в прежние времена ютились среди русских и бурят и бесследно для своего племени исчезали. В начале XX века с появлением кооперации они жили около потребиловок, занимаясь сенокошением для продажи сена русским, рыбной ловлей, нанимались проводниками к золотопромышленникам, выделывали шкуры, мастерили предметы домашнего обихода, уходили на золотые прииски. В итоге, будучи уже оседлыми первыми заселяли новые дома на культбазах.
