Изучение истории родного края считается почти обязательным. Человек планирующий посетить какую-либо неизвестную ему часть планеты Земля, должен, хотя бы из любопытства, поинтересоваться её историческим развитием. Иногда это просто интересно, а иногда жизненно необходимо, принимая во внимание горячие места нашей современности.
СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ САЯНСКИХ ОЛЕНЕВОДОВ-ОХОТНИКОВ
Охотничье-оленеводческие племена Саян в течение длительного времени находились в значительно более тесном контакте со скотоводческими и земледельческими народами Азии, чем многие другие малые народы Севера, что делает изучение общественных отношений у саянских оленеводов и охотников особенно интересным.
В XVII в. русские застали в Саянах оленеводов-охотников камасинцев, тофаларов (карагасов) и предков тувинцев-тоджинцев, которые были известны тогда под названием сойот или саянцев. Позднее некоторые оленеводческие народы Саян смешались со своими соседями скотоводами и земледельцами. К началу XX в. охота и оленеводство, как основные формы хозяйственной деятельности, сохранялись среди жителей Саян лишь у тофаларов и близко родственных им тувинцев-тоджинцев.
Отдельные ценные сведения о родах саянских оленеводов и их общественном быте имеются в русских источниках XVII в. - "роспросах" русских послов к Алтын-ханам и ясачных книгах.
Однако лишь с конца XVIII в. начинают накапливаться материалы для достаточно полной характеристики общественного строя тофаларов и тувинцев-тоджинцев. Такие материалы содержатся в трудах Е. Пестерева, А. Кастрена, Крыжина, Н. Ф. Катанова, П. Е. Островских, В. Н. Васильева, И. А. Евсеина, К. Н. Миротворцева, Б. Э. Петри, Ф. Кона, С. И. Вайнштейна.
Средневековые таёжные саянские племена туба, этническое имя которых сохранилось в самоназвании тофаларов и тувинцев-тоджинцев можно рассматривать как предков тех и других. Племена туба занимались охотой, рыболовством и собирательством, имели немного лошадей (оленеводство, в особенности верховое, появилось у них лишь во втором тысячелетии), жили в чумах.
До начала XVIII в. предки тофаларов (карагасов) и предки тоджинцев не были разделены государственной границей между Россией и Маньчжурской империей, и у них, по всей вероятности, шёл процесс сложения одной народности. После 1727 г., когда предки тофаларов остались в составе России, а предки тоджинцев-оленеводов попали под власть маньчжуро-китайцев, начался процесс сложения тофаларов в отдельную народность, и пути их общественного и исторического развития заметно отличались от родственных им тоджинцев.
У тофаларов и тоджинцев основной хозяйственной и общественной ячейкой, по крайней мере, с XVIII в., являлась отдельная семья, которая имела в своей собственности оленей, орудия промысла, жилище, утварь и т. п. Семьи были прочными и в подавляющем большинстве моногамными. Случаи двоежёнства имели место, но были чрезвычайно редки.
У саянских оленеводов до революции было заметное имущественное неравенство между отдельными семьями. И у тофаларов и у тоджинцев были семьи, почти не имевшие оленей или даже совсем безоленные, в то время как существовали хозяйства, в собственности которых находились сотни оленей. На резко выраженное имущественное неравенство, у тоджинцев указывал ещё в XVIII в.
Е. Пестерев.
Среди саянских оленеводов в конце XIX - начале XX в. было несколько богатых хозяйств, которые широко практиковали сдачу оленей в наём беднякам. Так, норвежский путешественник Э. Ольсен писал, что в 1915 г. один богатый тоджинский оленевод за пушнину сдавал в наём оленей всем беднякам на
р. Систиг-Хем.
Наиболее богатые оленеводы использовали бедняков для пастьбы стад своих оленей.
Наряду с фактами явной эксплуатации бедняков со стороны баев, у саянских оленеводов вплоть до начала XX в. действовали обычаи взаимопомощи, по которым человеку, потерявшему оленей и находившемуся в тяжёлом положении, более состоятельный родственник оказывал помощь, давая на определённый срок оленей, которых тот должен был возвратить позднее вместе с приплодом. Нельзя не отметить, что этот обычай взаимопомощи, баи нередко использовали как средство эксплуатации и наживы, в особенности эта форма эксплуатации применялась в среде тоджинских оленеводов, но было бы неправильно во всех без исключения случаях видеть здесь лишь эксплуатацию, прикрытую формами родовой взаимопомощи.
Несмотря на существенную имущественную дифференциацию у тофаларов и тоджинцев не чувствовались связанные с такой дифференциацией столь резкие социальные различия, как это наблюдалось у их соседей скотоводов Тувы и Бурятии.
Так, у тоджинцев и у тофаларов в прошлом были часты браки между сравнительно богатыми и бедными людьми, это обстоятельство отметил у тофаларов и пытался объяснить В. Н. Васильев, который писал: "Надо, кстати, заметить, что у карагасов бедняк не стесняется присвататься к более или менее богатой семье, равно как и богатый часто роднится с семьёй бедняка. Объясняется это, надо полагать, тем, что богатство карагаса весьма незначительно. Если кто имеет 40-50 оленей, коня да целый не рваный чум - он уже богат. Понятно, поэтому, что хороший охотник или хорошая хозяйственная девушка мастерица, как люди способные, при известных условиях, создать такое богатство в любое время, и представляют равноценность для любой богатой семьи".
У тувинцев-тоджинцев в конце XIX - начале XX в. обычно совместно кочевало несколько семей, образующих стойбище - аал, который был типичной соседской, кочевой общиной. Зимой число семей, входивших в аал, сокращалось до 2-3, летом увеличивалось до 8-10, а иногда даже до 15-16 чумов. Стойбище чаще состояло из родственников, но далеко не всегда. В конце XIX - начале XX в., по нашим данным, собранным от информаторов, свыше 65% аалов у тоджинцев включали помимо родственников также и свойственников из других родов и даже людей, не связанных никакими узами родства и свойства. Однако наличие в аале отдельных неродственных семей не ограничивало те формы коллективизма, которые были присущи для отношений внутри аала между его жителями, не меняло характер хозяйственных отношений между ними. Все семьи стойбища, независимо от родовой принадлежности, совместно выпасали оленей, совместно строили лабазы для продуктов и зимних вещей и совместно участвовали в разделе мяса добытых диких копытных.
Каждый аал имел обычно более или менее постоянную общую для всех семей территорию кочевий, пастьбы оленей и промысла.
Для соседской общины саянских оленеводов был характерен ряд обычаев, представляющих большой интерес для изучения отношений внутри неё. Среди этих обычаев, прежде всего надо назвать обычай, заключавшийся в разделе мяса диких копытных между всеми жителями аала. Он проходил примерно так. Жители стойбища видели, что вернулся охотник, например, с косулей. Весть быстро разносилась по стойбищу, люди начинали собираться в чуме охотника. Сидя в чуме, все одобрительно высказывались об удачной охоте, хвалили охотника, который рассказывал, где и как он добыл зверя. Затем кто-нибудь из старейших жителей аала начинал делить мясо. При этом присутствующие вспоминали, что в прошлый раз старик выделил такому-то человеку заднюю ногу косули. Теперь её получал другой. Рёбра и грудинку делили поровну между всеми. Охотнику оставляли лишь голову, шкуру и мясо со спины. Если саянский охотник был на промысле один, то, убив зверя, он оставлял его в тайге и приезжал в аал. Здесь он просил другого мужчину привезти тушу. Третий человек делил. Тот, кто привёз тушу, получал шкуру, заднюю часть и внутренности; охотнику, добывшему зверя, доставалась спинная часть с позвоночником, остальное делилось поровну между семьями аала. Аналогичные обычаи коллективного распределения добычи были известны у большинства охотничьих народов Сибири.
Для обеспечения мясом важное значение имели облавные охоты, проводившиеся вплоть до начала XX в. Чаще всего устраивали загонную охоту на копытных, в которой участвовало до 10 охотников аала (только мужчины), независимо от родовой принадлежности.
Ежегодно весной (в марте) почти все охотники тоджинских аалов принимали участие в облавных охотах по насту с собаками.
У саянских оленеводов было известно ещё несколько видов коллективных охот, организуемых жителями аала (на путях сезонных миграций животных, у солончаков и др.).
Вся добыча, полученная в результате такой охоты, делилась поровну между её участниками. У тофаларов подлежала коллективному разделу также рыба, выловленная осенью с помощью общинных запоров "дох".
Здесь же следует остановиться на обычае "ужа", который был распространен как у тофаларов и тувинцев-тоджинцев, так и у западных тувинцев и некоторых других пародов. Он заключался в том, что любой человек, встретивший охотника на промысле или на пути домой, мог крикнуть "ужа" и получить часть добычи.
Обычай "ужа" возник, по всей вероятности, в условиях начавшегося разложения родового строя, когда нарушается исключительное право членов рода охотиться на родовой территории. Такая традиция могла сложиться как своеобразный выкуп за право охоты на чужой родовой территории. Таковы были обычаи, господствовавшие в соседской общине тоджинцев.
Впрочем, общиной можно назвать только те аалы, где все хозяйства участвовали в общественных работах. Их следует отличать от аалов, состоявших из семьи богатого скотовода, с которым постоянно кочевала одна или несколько семей бедняков. Последние помогали баю пасти оленей и получали за это право пользоваться на промысле при перекочевках его оленями.
В общественной жизни вплоть до начала XX в. определенную роль играли и пережитки родовых отношений, хотя род у саянских оленеводов, по крайней мере, в XIX - начале XX в., почти не нёс хозяйственно-экономических функций, сохраняя лишь своё значение в регламентации семейно-бытовых отношений.
Мы называем родами группы оленеводов, члены которых, будучи связанными экзогамией, вели своё происхождение от общих предков по мужской линии и имели общее родовое имя. В связи с тем, что пережитки родового быта у тоджинцев подробно рассмотрены, остановимся на вопросах родовой структуры тофаларов.
В научной литературе принято считать, что тофалары до революции делились на 5 родов - Каш, Сарыг-Каш, Чогду, Кара-Чогду и Чептей. Этот состав тофаларских родов был впервые опубликован в конце XIX в. Н. Ф. Катановым и позднее повторялся во всех трудах, касающихся родового состава тофаларов, в том числе и в работах этнографов, изучавших их быт. Между тем проведенное нами этнографическое изучение тофаларов показало, что эти данные не соответствуют реальным родам, существовавшим у тофаларов, по крайней мере с середины XIX и до начала XX в. Нам удалось в результате опроса лиц старшего поколения установить, что у тофаларов до революции было 8- родов: Кара-Йогду (Кара-Чогду), Чогду (Ак-Чогду), Чептей, Кара-Хаш, Тырк-Хаш (Тырк), Ирге-Хаш (Ирге), Тенек-Хаш (Тенек), Сары-Хаш, а также ведущая своё происхождение от рода Туулай особая патронимическая группа того же названия. Единственным исследователем, отметившим в составе тофаларов родовые имена - Ирге (Irge), Тырк (Тарак) и Туулай (Tulai), был Кастрен. Однако его сообщение было взято под сомнение, так как эти родовые названия "никто у карагасов не отмечал".
Тофалары были разделены русской администрацией на пять улусов (административных родов) Шель-багурский или Сельпигурский, Конгатский, Югдинский, Мельдеровский и Карагасский. Возможно, что такое деление соответствовало реальному родовому составу в XVII-XVIII вв. Нужно заметить, что в XVII -XVIII вв. родовой состав тофаларов, вероятно, менялся. К тофаларам, по-видимому, подкочевали некоторые группы камасинцев и тоджинцев.
Тофаларские роды в XIX - начале XX в. входили следующим образом в улусы: Югдинский улус включал род Кара-Йогду; Сельпигурский улус - род Чогду; в Конгатский улус входили роды Тырк-Хаш, Ирге-Хаш и Тенек-Хаш; в Мельдеровский - род Чептей, в Карагасский - роды Кара-Хаш и Сары-Хаш.
По данным Г. Миллера (30-е годы XVIII в.) Карагасский, Конгатский и Сельпигурский улусы предков тофаларов находились в горно-таёжном районе у истоков pp. Уды и Бирюсы, а Югдинский ("Еуданский") - у истоков Ии и Оки. Карта расселения тофаларских улусов в XVII в. по архивным источникам выполнена Б. О. Долгих.
По нашим материалам, характеризующим расселение тофаларских родов в конце XIX в., оно представляется следующим образом: кочевья рода Кара-Йогду располагались в юго-восточной части нынешнего Нижнеудинского района, а также частично на территории Тулунского района Иркутской области по pp. Утнум, Ия, Барбитай, Шибит. Люди рода Чогду кочевали в юго-восточной части нынешнего Нижнеудинского района по Мал. Бирюса, Нерха, Оита. Род Чептей - по р. Б. Бирюсе, род Сары-Хаш по р. Агул, Теле-хаш, Тейба, Кара-Хем. Род Кара-Хаш кочевал от верховьев р. Гутары по pp. Казыру, Кизиру, вершине Кана. Род Ирге-Хаш - по р. Уде.
Происхождение тофаларских родов окончательно не выяснено, но есть основания полагать, что в их состав вошли тюркские, самодийские и кетские этнические компоненты.
В XIX - начале XX в. на общественные отношения тофаларов определенное воздействие оказывали законоположения русской администрации, в частности, это относилось к их формам управления.
Во главе пяти тофаларских улусов стоял шуленга (улуг-баш, т. е. большая голова - по-тофаларски). Шуленга избирался раз в три года на собрании (суглане) всех взрослых мужчин (с шестнадцатилетнего возраста), для участия в котором съезжались тофаларские семьи. Выбирались лица старше 20 лет. Помимо шуленги на суглане выбирали старшину-судью - "таршина" и улусных начальников - "дарга". Обычно на суглан съезжалось не более 40 - 50 наиболее обеспеченных семей, так как малоимущие не могли далеко кочевать. Избранными обычно также были наиболее обеспеченные люди.
На общих собраниях мужчин решались все основные общественные дела. В. Васильев писал в 1910 г.: "Все крупные общественные дела, как-то: распределение податей, разбор служебных тяжб, выборы властей, вспомоществование вдовам и прочее решается самим обществом, во время сугланов, которых бывает два - большой зимний суглан в декабре, близ Нижнеудинска, и меньший летом, близ приисков". На сугланах, как это отмечал Васильев, тофаларов спаивали и буквально грабили съезжавшиеся туда российские купцы.
У тофаларов, вплоть до начала XX в., сохранялась родовая экзогамия. Ф. Энгельс отмечал, что экзогамия - "основное правило рода, та связь, которая его скрепляет; это - отрицательное выражение того весьма положительного кровного родства, в силу которого объединяемые им индивиды только и становятся родом". Родовая экзогамия твёрдо соблюдалась тофаларами и тоджинцами до революции.
В. Н. Васильев писал о тофаларах в начале XX в.: "Родство при женитьбе соблюдается строго. Брать жену внутри рода нельзя, так как тут все родня, безразлично - будет ли то родня дальняя или близкая. Предосудительны также брачные связи внутри рода". Аналогичная картина наблюдалась у тоджинцев.
Экзогамия находила своё отражение не только в фактически соблюдавшихся брачных нормах, но и в классификационной терминологии родства.
У тоджинцев, как и у тофаларов, терминология родства объединяет прямое и коллатеральное родство. Мы находим здесь общие названия для родственников по прямой и боковой линии. Строго различались названия для родственников определённого возраста, отражавшие древние возрастные группы. Например, не существовало термина для обозначения родного брата и сестры, но зато строго различались родные и коллатеральные братья и сёстры определенного возраста. Так, термином "дунгма" называли своих младших братьев и сестёр, а также детей сестры и брата отца (моложе говорящего). Для обозначения старших братьев - родных, двоюродных и троюродных - и младших братьев отца (но старше говорящего) служил термин "акыйы", произносимый у тофаларов как "аха". В классификационной системе родства видны следы разграничения родственников по линии матери и по линии отца, что отражает решающее значение родовой принадлежности в условиях существования экзогамии. У тоджинцев старший брат матери носил название "даай", а старший брат отца - "акы".
У тувинцев-тоджинцев, как и у тофаларов, сестра матери старше говорящего называется "даай-ава", бабушка по матери "даай-эне". Характерно, что у алтайцев для обозначения некоторых родственников матери, в том числе дяди по матери, а также свойственников, родственных ему, служил термин "тай". Очевидно, термин "даай" у предков современных тувинцев, как и у алтайцев, обозначал в прошлом членов материнского рода,
Счёт родства вёлся у саянских оленеводов также по отцовской линии. Вместе с тем следует отметить существовавшую у тофаларов и тувинцев-тоджинцев свободу добрачных половых отношений, которая может быть объяснена пережиточными явлениями, восходящими к периоду, предшествовавшему сложению отцовского рода.
У саянских оленеводов сохранились пережитки матрилокальной формы брака, указывающие на существование в прошлом матрилокальности брака. Так, жених после выплаты калыма переезжал в чум невесты, который ставили её родители рядом со своим жилищем, и жил там от 5 до 30 дней, пользуясь всеми правами мужа. Лишь после этого молодые уезжали в аал мужа. Сохранился также очень своеобразный и, по-видимому, весьма архаичный обычай - калым за невесту должен был включать оленя, который считался платой за материнское молоко, которым была вскормлена дочь.
У тофаларов род делился на чётко выраженные патронимические образования, представляющие собой большой интерес для характеристики особенностей патриархального рода.
Патронимии у тофаларов в XIX - нач. XX в. состояли из отдельных групп родственных семей, связанных общностью происхождения от одного предка по мужской линии и имеющие свои устойчивые названия. Каждая патронимия включала одну или несколько фамилий. Каждый пожилой тофалар знал, к какой патронимии относится его фамилия и к какому роду относится патронимия.
Род Кара-Йогду включал следующие патронимии: Тайга-аалы, Хого-аалы, Отрум-аалы, Мухай-аалы; род Чогду - Амостай-аалы, Мухай-аалы, Тобулай-аалы, Буучей-аалы, Киштей-аалы, Хыкый-аалы, Андылай-аалы, Хыямай-аалы; род Сары-Хаш включал Калдынай-аалы, Балыхай-аалы, Мамокай-аалы; в роде Тенеп-Хаш - Буктурбай-аалы; в роде Ирге-Хаш - Сагай-аалы; в роде Тырк-Хаш - Торгой-аалы; в роде Кара-Хаш - Ырея-аалы; род Чептей включал патронимии Алаштайга-аалы, Туулай-аалы.
Были патронимии, к которым относили себя семьи с разными фамилиями. Так, в Тайга-аалы входили Токуевы и Унгуштаевы, в Хого-аалы - Арантаевы, Изотовы, Баканаевы и т. п. Но некоторые патронимические образования состояли лишь из семей, носивших одну фамилию. Так, в Ырея-аалы входила только фамилия Ыреяковых, в Хыямай-аалы - только Хомрлюевы.
Члены патронимических образований у тофаларов не только осознавали своё происхождение от общего предка, но и были связаны экономически. Прежде всего, нужно отметить, что у тофаларов промысловыми угодьями владели патронимии. На это обратил внимание впервые еще Б. Петри, который писал: "Земля каждого рода... разделена между отдельными фамилиями ...Каждая фамилия имеет свои ключи и речки, куда все хозяйства, входящие в неё, отправляются к началу промысла". "Внутри же фамилий - аймака разделения земли между отдельными хозяйствами - семьями нет, и все братья, родные, двоюродные дядья и т. д. промышляют вместе". Причём лишь право охотничьего промысла, в особенности на пушных зверей, соблюдалось более или менее строго в отношении земли патронимии. Что же касается рыбной ловли, то её можно было вести везде. На это обстоятельство также обратил внимание Петри.
Обычай взаимопомощи у тофаларов, особенно в отношении вдов, осуществлялся обычно в пределах патронимии. Все семьи патронимии должны были помогать бедным и бездетным вдовам. В. Н. Васильев писал, что "такие (бедные и бездетные. - С. В.) вдовы кочуют обыкновенно в какой-нибудь группе семей охотников, сообща промышляющих крупного зверя ...В таких случаях охотники делятся с ними своею добычей, причём каждой вдове идёт такая же часть мяса, как и семье каждого охотника. Больше того, при дележе шкур добытых зверей первые доли получают именно вдовыё. Но доля вдов не распространялась на товарную продукцию - пушнину, панты и др.- это была единоличная собственность охотника.
Каждая патронимия в прошлом, наряду с родовыми священными местами, где осуществлялись родовые моления, имела и священные места для всех членов патронимии, где осуществлялись моления "аалы дагыр", семей, входивших в патронимию.
Патронимия у тофаларов была одной из форм общины, которая в рассматриваемое время находилась в процессе разложения. Всё более выраженным становилось имущественное неравенство отдельных входивших в неё семей. На смену патронимическим объединениям приходили соседские общины, в которых родственные отношения играли всё меньшую роль.
Всё это указывает на сложность и своеобразие общественных отношений у саянских оленеводов, живших вплоть до начала XX в. в условиях семейно-общинных отношений со свойственными им противоречиями и особенностями.
[Источник: Общественный строй у народов северной Сибири XVII -начало XX в.
Издательство "Наука", Москва 1970 г.
Социальная организация саянских оленеводов-охотников (тофалары).
С.И. Вайнштейн.]
