::БИБЛИОТЕКА::

ВСЁ О ВОСТОЧНОМ ЗАПАДНОМ ЦЕНТРАЛЬНОМ САЯНЕ ТОФАЛАРИИ И НЕ ТОЛЬКО

::
       Главная                Тофалария                Тофы о Родине                Про связь                Фотоцентр                Контакт                           Гостевая книга
Книги следует читать так же неторопливо и бережно, как они писались.
Генри Дейвид Торо
Скачать книгу
 
 

Л.В. Мельникова. ТОФЫ

......................................................................................................................................................
 
Книга посвящена истории самой малочисленной этнической группы, проживающей на территории Иркутской области.
Автор — научный сотрудник Иркутского областного краеведческого музея — в течение нескольких лет была руководителем комплексной научной экспедиции на территории Тофаларии. Предлагаемая вниманию читателей работа является первым опытом обобщения результатов многолетних полевых исследований. На основе большого фактического материала, в первую очередь этнографических коллекций, хранящихся в фондах ИОКМ, рассматриваются отдельные аспекты характеристики хозяйства, образа жизни, верований маленького народа. Впервые в большом объеме вводятся в научный оборот архивные материалы, раскрывающие хозяйственную деятельность колхозов в период 1930— 1967 гг.
Книга рассчитана на историков, этнографов, археологов, всех,  кто интересуется историей коренных народов Сибири, их культурой и судьбами в прошлом и настоящем.
 
 
СЛОВО ОБ ИССЛЕДОВАТЕЛЯХ ТОФАЛАРИИ
Предисловие научного редактора
 
Тофалария — загадочная страна на северных склонах Восточного Саяна, от его горных вершин до подножия, где бурные реки наконец-то успокаиваются и плавно несут свои воды дальше, на север. Эти суровые неприветливые места издревле обживали племенные группы, которые известны под именем карагас, или тофов. Эта страна и ее население были загадкой и для древнекитайских летописцев, которые впервые в VII в. н. э. сообщают туманные сведения о северных народах «дубо» и их соседях, и для западноевропейских исследователей XVI — XVII вв., получавших скудные сведения о народах Сибири через русские источники.
Русским землепроходцам тофы становятся известны в середине XVII в., они облагаются ясаком по 2 — 3 соболя на душу населения. И хотя «мягкое золото» регулярно поступает в царскую, а затем в советскую казну (не менее попадало в руки «карагасников»), однако о самих добытчиках и сегодня мы знаем до постыдного мало. Необходимость в монографическом описании тофов осоз¬навалась давно, но выполнить эту задачу оказалось возможным только сегодня. Между тем научный интерес к тофам, или карагасам, как их называли в прошлом, пробудился еще в XVIII в., существует длинный ряд имен и фамилий исследователей, которые так или иначе связали свою судьбу с изучением этого маленького народа.
В конце XVIII в. краткие сведения о карагасах русская читающая публика получает из объемных фолиантов П. С.   Палласа (1788) и И. Георги (1799). Полученные расспросным способом сведения не могли удовлетворить ни российских, ни зарубежных ученых. Об этом красноречиво говорят инструкции академика А. И. Шегрена молодому ученому-языковеду М. А. Кастрену, отважившемуся в 40-е годы XIX в. отправиться из Финляндии в неизведанные сибирские земли для изучения языков и жизни народов, о которых европейский ученый мир практически ничего не знал.
Шегрен предлагает Кастрену положить конец недора¬зумениям и распутать этнографический клубок взаимоотношений различных племен, уяснить отношения между самоедами, татарами и мелкими неизвестными племенами. Надо прежде всего разыскать эти племена, узнать, существуют ли, например, карагасы и сойоты или уже вымерли. Он пишет: «Недостаточно того, чтобы Кастрен собирал на ходу скудные словарные списки, как это делалось до сих пор, которые дают материал только для скудных и противоречивых гипотез. Нет, он должен стараться обследовать все грамматические построения языка, фонетику, морфологию, синтаксис, сделать текстуальные записи народной литературы, песен, пословиц. Собрать подробный географический словарь, установить топонимию, записать, наконец, предания, легенды и рассказы». Программа Шегрена сложна для реализации и сегодня, в конце XX в., однако Кастрен оказался тем самым человеком, который блестяще справился с заданием своего наставника и друга и оставил такое богатое научное наследство, которое и сегодня еще по-настоящему не освоено.
После окончания университета в Финляндии, бывшей тогда в составе Российской империи, с плохим знанием немецкого и русского языков, М. А. Кастрен отправляется в Сибирь в многолетнее путешествие. Можно только поражаться, как при том уровне подготовки в вузах, при тех стартовых знаниях, которые имел молодой начинаю¬щий ученый, он сумел сделать то, что им сделано, за 15 лет исследовательской работы. Железная воля, исключительная работоспособность и организованность дали ему возможность объять необъятное. В 1849 г. Кастрен посещает карагас и за короткое время собирает большой лингвистический и этнографический материал. Итогом работы стал «Опыт грамматики койбальского и карагасского диалектов». По словам востоковеда А. Н. Самойловича, этот труд открыл эпоху новой научной отрасли — тюркологии. При сборе лингвистического материала Кастрен не жалел ни себя, ни своих информаторов, работая до полного изнурения. Все это подорвало его здоровье, и в 1852 г. ученый скончался. Его труды были обработаны и изданы А. Шифнером на немецком языке и неоднократно переиздавались в Западной Европе, однако российскому читателю они остаются недоступными и сегодня.
Следующей яркой фигурой в отечественном востоковедении и тюркологии является академик В. В. Радлов.
В. В. Радлов родился в Берлине в 1837 г. В 17 лет поступил в Берлинский университет, где преподавали такие прославленные ученые, как лингвисты Ф. Бопп, В. Шотт, А. Потт, географ Карл Риттер. В 1858 г. Радлов, глубоко изучавший восточные языки народов Азии, защищает докторскую диссертацию «О влиянии религии на народы Азии» и отправляется в Россию в поисках карьеры и продолжения научных исследований. В 1859 г. он получает место учителя в Барнауле и скромные субсидии от Российской Академии наук на исследовательские работы. Уже первым летом ученый отправляется в путешествие по Алтаю для изучения говоров местного тюркоязычного населения. В это время как нельзя кстати вышли публикации материалов М. А. Кастрена. И Радлов продолжает идти по следам своего предшественника, углубляя и расширяя исследования. В 1863 г. он доходит и до кочевий карагас на р. Кан, однако они в это время откочевали на восток в связи с падёжем оленей. Тем не менее, опираясь на материалы Кастрена, Радлов пишет сжатый и интересный очерк о карагасах, их племенном устройстве и языке. Так или иначе, к проблеме языка и происхождения карагас он много раз возвращается в своих трудах. В 1884 г. Радлов избирается академиком и переезжает в Санкт-Петербург, где продолжается его плодотворная деятельность до последних дней жизни (1918).
С Иркутском и тофами Радлова связывают еще несколько событий. В 1889 г. сибирский ученый-публицист Н. М. Ядринцев открывает в Монголии, на Орхоне, памятники с древнетюркскими рунами, загадочными письменами. Ему повезло, что на одной из граней памятника была параллельная китайская надпись. Это дало возможность ученым, в том числе Радлову, расшифровать и прочитать древнетюркские тексты. Оказалось, что основной словарный фонд этого мертвого языка первого тысячелетия  н. э. не исчез бесследно и остается в обращении в живых тюркских языках Сибири и Средней Азии, в том числе и языке тофов. В 1891 г. Радлов совершает грандиозную экспедицию в Монголию через Иркутск и публикует обширные труды о ее результатах.
В. В. Радлов хотя и не был университетским профессором, но оставил большое количество учеников и последователей, дальше разрабатывающих проблемы происхождения, культуры и языков сибирских народов. Среди его самых близких воспитанников оказался Б. Э. Петри, родоначальник школы сибирских археологов и этнографов.
Сын опального профессора антропологии Эдуарда Петри, Бернгард Эдуардович родился в 1884 г. в Швейцарии, в г. Берне, детские годы провел в Италии и вернулся после амнистии отца в Петербург, где закончил гимназию и университет. В связи с ранней смертью отца его опекуном и наставником стал В. В. Радлов. После окончания университета Б. Э. Петри становится сотрудником Музея антропологии и этнографии Российской Академии наук, организатором и директором которого был Радлов. Он ведает отделом Сибири, совершает первые экспедиции в Прибайкалье.
В бурные годы революции и гражданской войны в Сибири Б. Э. Петри с семьей оказался в Иркутске, отрезанном от центра, не имея возможности вернуться в Петроград.
В 1918 г. по настоянию общественности в Иркутске открывается университет. Ректор профессор М. М. Рубинштейн приглашает Петри занять кафедру истории первобытной культуры на историко-филологическом факультете. В открытии Иркутского университета участвовало целое созвездие замечательных отечественных ученых, оставивших в науке неизгладимый след. Петри оказался в благоприятной научной среде, среди увлеченных и талантливых студентов, обожавших своего учителя. Он разрабатывает обширную программу, вернее, блок программ, археологического и этнографического «сплошного» исследования края. И сам Петри, и его ученики уже в 1919 г., когда еще гремели бои и свистели пули, отправляются в разные концы Иркутской губернии и Забайкальской области. Ведутся разведки археологических памятников, собираются по крупицам этнографические материалы. Сразу   после   окончания   гражданской войны и начала мирного строительства организуются регулярные и оперативные публикации нового добытого научного материала.
При ближайшем содействии и консультациях Петри профессор К. М. Миротворцев обрабатывает материалы подворной переписи Н. В. Овчинникова на зимнем карагасском суглане 1914 г. и публикует в 1921 г. в трудах Иркутского университета статистико-экономический очерк «Карагасы». В свою очередь, Миротворцев, заведовавший до перехода в университет статистическим отделом Иркутского переселенческого района, обладавший большим опытом полевой статистической работы на Алтае и в других регионах Сибири, помогает Петри более обстоятельно и квалифицированно составить «Программу для составления подворных описей и бюджетов применительно к малым народностям тайги» (1926).
Готовят свои программы ученики и коллеги Петри — профессор Н. Н. Козьмин, исследователь древних и современных тюркских народов: «Вопросник по наблюдению явлений хозяйственного порядка» (1926); ассистент П. Г. Полтораднев: «Программа обследования оленеводчества у малых народностей Севера применительно к таежному району» (1926) и другие.
Вся эта работа оказалась необходимой и неотложной в связи с коренным переустройством жизни и быта всех народов Сибири, быстрым исчезновением того, что еще не было подвергнуто научному изучению. Петри прекрасно понимал, что ни он, ни его ученики не успеют сделать всего, чтобы спасти от разрушения реликты прошлого, и надеялся, что кто-то из просвещенных читателей, выпускников сибирских вузов, откликнется на его призыв и соберет по месту жительства тот материал, который ускользает от взора ученого.
Проблема карагасов в начале XX в. оказалась злободневной для ученых и общественности Сибири. В 1908 г. Тофаларию посещает этнограф В. Н. Васильев, он публикует в журнале «Этнографическое обозрение» прекрасную статью с фотографическими иллюстрациями. Вслед за тем, в 1914 — 1916 гг., Департамент земледелия организует Саянскую экспедицию под руковдством квалифицированного охотоведа Д. К. Соловьева. Возникает проект организации заповедника, в котором должна быть полностью запрещена охота, с целью воспроизводства и сохранения популяции соболя. Но две революции 1917 г. и переворот в Сибири 1918 г. все затормозили. Красноярский этнограф И. А. Евсенин в 1919 г. публикует небольшую брошюру о карагасах с целью привлечь внимание Сибирского временного правительства к нуждам тофов. Еще более резко он в том же году ставит эту проблему в статье «К вопросу о положении карагасов», опубликованной в «Земском журнале». После восстановления советской власти Евсенин еще раз в 1922 г. пытается привлечь внимание к наболевшим проблемам в статье «К вопросу о сохранении сибирских инородцев: Очередная задача национальной политики в отношении карагасов».
Наконец, и власти Восточно-Сибирского края заинтересовались проблемой коренных народов своего региона. В апреле 1925 г. при губисполкоме был организован Комитет содействия народностям северных окраин, его председателем был назначен Б. Э. Петри. Летом 1925 г. он совершил большую экспедицию по Тофаларии. В составе экспедиции было два медика — И. В. Карпов и Н. С. Пугачев. Здесь Петри впервые реализовал свою методику «сплошного обследования»: «Изо дня в день, обследуя хозяйство за хозяйством, экспедиция движется по намеченному маршруту и заканчивает работы только тогда, когда обследовано последнее хозяйство, учтен последний кирпич выпитого чая, освидетельствован последний ребенок, записана последняя убитая белка». Этот метод он позднее применил и при обследовании сойотов, тутурских эвенков, а его ученики П. Г. Полтораднев и П. П. Хороших — при изучении эвенков р. Нижней Тунгуски.
В каждом чуме Петри подробно записывал все доходы и расходы хозяйства. Параллельно с составлением бюджетов велись и этнографические наблюдения. Изучены были оленеводство, коневодство и собаководство. Составлено подробное описание жилища, одежды, пищи. Подробно описаны весь пушной и звериный промысел карагас по сезонам (охотничий календарь) и способы рыбной ловли. Изучены бытовой уклад карагасского общества, семейно-родовой быт, юридические нормы, формы землепользования. Не оставлено без внимания отношение к культам — православию, ламаизму, шаманству. Учтено отношение к старому и новому в быте карагас — восприятие новых идей, отношение к последним политическим событиям и к советской власти. Наконец, нарисована галерея «карагасников» — таежных эксплуататоров тофов. Вторую поездку к тофам Петри совершил в декабре 1925 г.   И присутствовал на суглане. Он отчетливо понимал практическую значимость научных исследований и, вернувшись из экспедиции, сразу представлял государственным органам свои практические рекомендации по переустройству и улучшению жизни тофов. «Очень существенным, с точки зрения переживаемого момента, является увязка наших научных изысканий с хозорганами». Возвращаясь с карагасского суглана, Петри пишет: «Напутствие «помни обещания» и сейчас укором звучит у меня в ушах. Не пора ли закончить, хотя бы по отношению к карагасам, период исследования и приступить к реальному содействию... »
Однако довести до логического конца начатую работу ни ему, ни его ученикам и коллегам не удалось. Через год после поездки в Тофаларию кафедра закрывается, в 1928 г. ликвидируется педагогический факультет, а в 1930 г. закрывается университет и вчерашние профессора оказываются на улице. Через год после открытия Восточно-Сибирского университета в нем не оказалось гуманитарных подразделений. Какое-то время Петри числился на работе в Биолого-географическом научно-исследовательском институте при ИГУ, который создавался с его участием в 1923 г., но и там он оказался ненужным даже при обещании работать бесплатно. Работа в крайплане была временной. Наконец, в 1937 г., когда сталинские репрессии достигли кульминации, Б. Э. Петри был арестован как шпион многих иностранных разведок. 25 ноября 1937 г. в 23 ч. 25 мин. жизнь ученого трагически оборвалась.
Вместе с Б. Э. Петри под вал репрессий попали К. М. Миротворцев, П. Г. Полтораднев, Я. Н. Ходукин, Н. Н. Козьмин и многие другие преподаватели и сотрудники Иркутского университета и краеведческого музея.
Видимо, предчувствуя беду, Петри лихорадочно публикует целый цикл своих работ по тофам, используя все возможности, размещая их в различных сборниках и выпуская отдельными оттисками. После ареста архив Петри бесследно исчез. И если бы не эти публикации, то сегодня невозможно было бы многое восстановить в культуре и жизни тофов в первой четверти XX в. Все труды Петри как врага народа подлежали уничтожению, за их чтение можно было поплатиться свободой. Когда в 1954 г. мне пришлось принять фонды краеведческого музея и начать обработку этнографических сборов, я столкнулся с большим числом коллекций Петри. Что это за исследователь, я не знал и не мог выяснить ни у одного из преподавателей университета. Случайный разговор с хранительницей научной библиотеки Иркутского областного краеведческого музея Зинаидой Филипповной Борисенко, которая пришла сюда молоденькой девушкой еще в 20-е гг., дал мне возможность несколько приоткрыть завесу молчания. Зинаида Филипповна дождалась, когда из маленького зала библиотеки уйдут последние посетители, и шепотом стала рассказывать мне про Петри, а потом показала брошюры, припрятанные ею в маленьком подвальчике библиотеки. А когда в 1956 г. мы впервые встретились с Михаилом Михайловичем Герасимовым на раскопках палеолитической стоянки в Мальте, он открыто сказал, что является учеником Б. Э. Петри, и подробно рассказал о его жизни и деятельности. Заговорили и многие другие. Но в открытой печати упоминать имя Петри все-таки было нельзя: он не был реабилитирован, а в глазах многих «ветеранов революции» продолжал оставаться «врагом народа». Только после запроса начальника Иркутского обллита Н. Г. Козыдло в конце 1958 г. военному прокурору было получено заключение военного трибунала ЗабВО о том, что «дело в отношении его подлежит прекращению за недоказанностью предъявляемого обвинения».
В начале 60-х гг. было решено коренным образом перестроить экспозицию этнографического зала Иркутского областного краеведческого музея. Сотрудники взялись за ревизию фондов, находившихся в плачевном состоянии после многократных переездов и потерь. Меховые изделия нещадно поедались молью. Выставлять в экспозицию многие вещи было невозможно из-за их неприглядного внешнего вида. Особенно пострадали тофаларские коллекции. Тогда было принято решение организовать Тофаларскую этнографическую экспедицию для сбора новых экспонатов. Цели были скромные, в отличие от предшествующих экспедиций Б. Э. Петри, и преследовали утилитарные задачи. Руководство экспедицией было поручено Г. М. Зайцевой (Георгиевской), только что закончившей Иркутский университет и пришедшей на работу в музей.
Летом 1962 г. экспедиция в составе трех человек вылетела самолетом в центр Тофаларии, пос. Алыгджер. Обследовав поселок, отряд двинулся по старой кочевой тропе в пос. Нерха, где также провел сбор этнографического материала. Собранные материалы сразу были включены в экспозиционные витрины. Однако на этом дело и было закончено. Ни музей, ни государственные органы в то время не видели необходимости в продолжении экспедиционных исследований Тофаларии. Партийным органам и администрации области казалось, что никаких проблем с тофаларами нет: ведь они находятся на полном государственном обеспечении, с пережитками религии покончено, все грамотны, участвуют в народной самодеятельности. Культура — «социалистическая по содержанию и национальная по форме». Что еще надо?
В 1966 г. Тофаларию посетил научный сотрудник Института этнографии АН СССР С. И. Вайнштейн с целью изучения родовой структуры и патринимической организации тофов. Его спутник Я. В. Чеснов изучал охотничий промысел. Основные научные интересы С. Т. Вайнштейна касались этнографии тувинцев, поэтому исследования проводились с позиции выявления этнических связей, и параллелей тувинцев с соседними этническими группами. Исследователь собрал небольшие этнографические материалы, посетил археологическую стоянку, открытую Н. К. Молотковым в 1964 г. вблизи пос. Алыгджер, в устье р. Кара-Бурень. Итогом работы была публикация серии статей. Многие данные автора очень интересны, однако этнические процессы в крае остались недостаточно исследованными.
Антропологическое обследование тофов в 1952 г. проводил профессор Московского университета М. Г. Левин. В 1954 г. он публикует отчетную информацию о результатах антропологических измерений тофов и тувинцев и приходит к выводу о принадлежности их к байкальскому типу монголоидной расы. Обрабатывая позднее антропологический материал из Верхоленского неолитического могильника, он конкретизирует свои выводы об антропологическом облике тофов, находя истоки этого типа в неолитических материалах (1956). В 60-х гг. антрополого-генетические исследования тофов проводились московскими специалистами под руководством Ю. Г. Рычкова (1965, 1969).
Этнография тофов в конце 50-х гг. привлекла внимание зарубежных ученых. В 1957 г. в Лейпциге ыходит статья немецкого этнографа из ГДР В. Хартвиги, посвященная тофаларскому шаманскому костюму. На следующий год в Тофаларию отправляется венгерский этнограф В. Диосеги, чтобы своими глазами увидеть, что осталось от карагасского шаманства и что представляют собою быт и культура тофов в настоящее время. В Иркутске он тщательно изучил материалы краеведческого музея, а во время поездки по Тофаларии собрал новые материалы, в том числе и языковые. Он интересовался всеми мельчайшими деталями шаманского костюма, технологией его изготовления, терминологией. В публикации (1963) В. Диосеги подробно описывает все варианты культовой одежды, устанавливает отличия в деталях, которые хорошо увязываются с родовыми отличиями и традициями. В работе много иллюстраций и фотографий, особенно великолепны цветные зарисовки шаманских костюмов, обуви и головных уборов, а также фотофиксация деталей производственного процесса при изготовлении одежды. В 1966 г. в Иркутском краеведческом музее над тофаларскими коллекциями в течение нескольких недель работала этнограф из ФРГ, профессор в то время Гамбургского (позднее Боннского) университета Улла Иогансен. Ее докторская диссертация была посвящена этнографии якутов. В дальнейшем У. Иогансен углубленно изучала шаманство народов Алтая. Накануне визита в Иркутск она изучала этнографические коллекции индейцев Америки в музеях США. Когда она взяла в руки шаманский головной убор из Тофаларии, то сразу обратила внимание на сходство его с подобными уборами американских индейцев. К сожалению, в силу политической обстановки того времени (из «вражеской страны»!) мы не могли поддерживать научные контакты с ней и не имеем сведений, опубликовала ли У. Иогансен свои наблюдения. На этом интерес иностранных этнографов к Тофаларии надолго иссяк.
В 1964 г. в Москве состоялся Международный конгресс деятелей этнографических и антропологических наук. Его проведение рассматривалось как политическая акция, которая должна была убедить зарубежных гостей в триумфальных успехах советской национальной политики. К конгрессу тщательно готовились. Министерство культуры СССР дало указание всем музеям страны выявить все этнографические коллекции, находящиеся в хранилищах, и представить соответствующие справки в центр. Эти материалы послужили основой для составления справочника «Этнографические коллекции в музеях СССР» (1964). Были помещены краткие данные и о коллекциях Иркутского музея. Это несколько оживило работу над этнографическими материалами музеев. В 1961 г. выходит из печати «Историко-этнографический атлас Сибири», в котором представлены тофаларские коллекции, связанные с оленеводством, средствами передвижения, одеждой, духовной культурой. В 1971 г. в сборнике МАЭ публикуется большое исследование Е. Д. Прокофьевой, посвященное шаманским костюмам народов Сибири. В нем рассматриваются и материалы по тофаларскому шаманству, хранящиеся в центральных музеях.
60 — 70-е гг. характеризуются своеобразным валом разнообразных публикаций о Тофаларии. Частыми гостями заоблачной страны стали журналисты и писатели. Газетные, журнальные очерки и книжки имели экзальтированно-романтический привкус. Увлекательным должно было быть путешествие в загадочную страну к мужественным и счастливым людям. В качестве примера можно назвать цикл произведений журналиста Б. Чернышева «В краю оленьих троп» (1962), «Тофалария: страна 600 жителей» (1965), «В стране Тофаларии» (1970). Писатель В. Г. Распутин выпускает книгу «Край возле самого неба: Очерки и рассказы» (1966). Пожалуй, самым ярким произведением был роман бывшего геодезиста Г. Федосеева «В тисках Джуктыра». В Тофаларии автор когда-то поставил свой первый геодезический знак. Здесь же, на одной из вершин, похоронено его сердце.
Под руководством профессора ИСХИ В. Н. Скалона, хорошо знавшего Б. Э. Петри и бывшего его другом, охотничье хозяйство тофов обследуют его ученики, молодые охотоведы Р. Сухов, В. И. Филь, С. Б. Помишин. В 1961 г. Помишин защитил кандидатскую диссертацию по теме «Оленеводство в Тофаларии». В связи с пере¬стройкой средней школы, начатой Н. С. Хрущевым в 1960 г., А. Н. Захлебный и В. И. Филь поднимают в печати проблему об особенностях производственного обучения в школах Тофаларии.
В 1960 г. выходит капитальный труд историка и этнографа Б. О. Долгих «Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в.», в котором многие страницы посвящены тофам. Этому капитальному труду предшествовал цикл статей в этнографических журналах и сборниках. Он заставил заговорить архивные документы: донесения об «инородцах» русских землепроходцев, служилых людей, ясачные книги XVII в. Тщательно сверяя различные документальные источники,  Б.  О. Долгих по крупицам восстанавливает картину расселения различных родоплеменных группировок на обширной территории Сибири, присоединенной к России. Немало ценных сведений сумел он извлечь из Центрального государственного архива древних актов и о тофах-карагасах. Однако сам он в Тофаларии не был и не имел возможности проверить, насколько его данные о родовой структуре тофов соответствуют действительности.
В 1963 г. в сборнике «Тюркологические исследования» посмертно была издана интересная и ценная работа Н. П. Дыренковой «Тофаларский язык».
Эстафету Н. П. Дыренковой с 1964 г. подхватил молодой ученый, сотрудник Бурятского института обще¬ственных наук БНЦ СО РАН, получивший прекрасную лингвистическую подготовку, Валентин Иванович Расса¬дин.
К первой своей тофаларской экспедиции В. И. Рассадин тщательно готовится. Он прорабатывает все языковые материалы своих предшественников, сопоставляет параллельные записи М. А. Кастрена, Н. Ф. Катанова, Н. П. Дыренковой и приходит к неутешительному выводу, что в фиксации звуковой стороны тофаларского языка у авторов большие расхождения. В 1964 — 1965 гг. он собирает материалы по современной лексике тофаларского языка, обращая особое внимание на точность фонетической фиксации речи как на слух, так и с помощью магнитофонных записей. В 1965 г. к этой работе подключается его добрый наставник и консультант В. М. Наделяев, который провел экспериментальные фонетические исследования с применением традиционных и современных методов (кинографирование, палатографирование, использование спектрографа, пневмоосциллографа, кинорентгена и др.). Работа В. М. Наделяева, в связи с его кончиной, осталась незавершенной и имеет главным образом методическое значение, иллюстрирующее ценность комплексных подходов и новейшей техники в практике лингвистических исследований. Рассадин обнаружил в языке тофов целые пласты лексических заимствований из древнего и современного монгольского языка, тунгусских языков, древнетюркских языков орхоно-енисейских памятников письменности, а также какие-то древние рудименты более древних языков, следов которых не обнаружено в говорах других народов Центральной и Северной Азии. Во всех статьях и монографии — масса интересного этнографического материала, зафиксированного языковыми средствами. В 1989 г. Рассадиным был издан для маленьких тофов «Букварь» на родном языке. Другие народы Сибири, в том числе эвенки Прибайкалья, получили национальные буквари еще в 20-е гг., тофы же не имели его до 1990 г. Сейчас в Восточно-Сибирском книжном издательстве готовится к выпуску первый словарь языка тофов, который является итогом тридцатилетней неутомимой работы В. И. Рассадина.
Работы В. И. Рассадина получили высокую оценку и заинтересовали других лингвистов. Проблемы происхождения фарингализации в тувинском и тофаларском языках привлекли внимание Г. К. Вернера и Б. И. Татаринцева (1972,  1973).
В сентябре 1972 г. Тофаларию посещает доцент кафедры журналистики Иркутского университета Р. А. Шерхунаев с целью сбора материалов по тофаларскому фольклору. В 1975 и 1977 гг. в Кызыле выходит его монография «Сказки и сказочники Тофаларии». Поскольку его интересовали в первую очередь носители фольклора, он уделяет главное внимание сказителям. Сказки от исполнителей записаны на русском языке и поэтому теряют свое значение лингвистического источника, однако ценны для характеристики духовной культуры. Книга интересна сведениями по современной истории Тофаларии. В 1978 г. по инициативе Шерхунаева издается библиографический указатель «Советская Тофалария», насчитывающий 380 названий книг и статей.
В связи с открытием в 1970 г. филиала областного краеведческого музея — Музея деревянного зодчества на 47-м км Байкальского тракта — и проектом создания в нем «тофаларской зоны» в 1972 г. в Алыгджер была направлена в командировку для сбора этнографического материала научный сотрудник А. К. Шубина. Она привезла небольшую коллекцию, состоящую из 12 предметов, в числе которых были: часть ровдужной покрышки чума, мешки для хранения продуктов и пушнины, охотничий рюкзак, женский халат, сосуд для молока и другие вещи. Новый музей строился медленно и создание тофаларской экспозиции было отложено на неопределенное время.
К идее «тофаларской зоны» руководство музея вернулось через 11 лет. Была организовна многолетняя этнографическая экспедиция для исследования материальной и духовной культуры тофов. Руководство экспедицией было поручено научному сотруднику музея, выпускнице Иркутского университета Л. В. Мельниковой. Поступив в университет в 1971 г. и решив специализироваться по археологии при кафедре всеобщей истории и лаборатории археологии и этнографии, она с первого курса окунается в камеральную и экспедиционную работу, выезжает в составе различных научных экспедиций на раскопки памятников в Туву, Хакассию, Томскую область. После окончания университета работает в Омской области, в 1983 г. возвращается в Иркутск и поступает в музей хранителем археологических фондов. Через месяц возникает идея отправиться в экспедицию в Тофаларию, о которой ей ничего не известно. Большой опыт экспедиционной работы, выработанная привычка все делать основательно и ответственно позволили Мельниковой в короткий срок разработать содержательную программу полевых исследований, эффективно организовать экспедиционную работу и распределить силы. Если сравнить на карте маршруты Б. Э. Петри и Л. В. Мельниковой, то сразу видно, что их пути совпадают только частично. Она со своими спутниками прошла сотни километров по тем территориям расселения тофов, где до нее никто не работал. Проводником экспедиции был местный житель пос. Алыгджер, в прошлом учитель географии, организатор школьного музея Михаил Иванович Пугачев. Его визит в краеведческий музей весной 1983 г. и рассказы о тофаларской жизни и проблемах подогрели интерес и послужили катализатором возобновления изучения тофов областным краеведческим музеем.
1983, 1984, 1985, 1986-й — годы исследований. Каждый год — все новые и новые маршруты по кочевым и скотогонным тропам тофов, где кочевали их близкие и далекие предки, оставляя на местах своих временных остановок остовы чумов, продовольственные и культовые лабазы и загоны для оленей, где провожали в последний путь умерших, обращаясь к духам предков с молитвами о помощи и нехитрыми дарами. Все это фиксируется на фотопленке, зарисовывается, наносится на карту и топо-планы, собирается вещественный этнографический и археологический материал. Большой удачей было открытие нового местонахождения наскальных рисунков, созданных предположительно еще в конце неолита — бронзовом веке и почитаемых до настоящего дня. Экспедиция начинала свою работу в так называемые «застойные годы». В 1986 г. уже обозначились перемены к новому. Открыто заговорили о существовании в СССР национальных проблем. А вскоре последовали и первые национальные конфликты в Прибалтике, на Кавказе, в Средней Азии. Более оживленно стали обсуждаться национальные проблемы, пути национального строительства и межнациональных отношений и в руководстве нашей области. Вспомнили про Тофаларию. Л. В. Мельниковой было предложено подготовить сводку о Тофаларии для облисполкома. Через год, в 1987 г., такая сводка была подготовлена, но в ней был существенный пробел: не хватало материалов по колхозному строительству в 30 — 60-е гг. В 1988 г. Л. В. Мельникова отправляется в Нижнеудинск и основательно штудирует архивные фонды. В 1989 г. — снова экспедиция в Тофаларию, чтобы проверить и уточнить полученные материалы и пройти новыми маршрутами по еще нехоженным тропам. Если в предшествующие годы маршрутами проходили примерно по 300 км, то в 1989 г. было пройдено 540 км. Надо сказать, что и сегодня путешествие по горным тропам Тофаларии не менее трудно и рискованно, чем во времена    М. А. Кастрена или В. В. Радлова. Нужны и мужество, и выносливость, и большая сила воли. И шел по этим тропам не богатырь-мужчина, — шла хрупкая, но бесстрашная молодая женщина. Она проходила по горным осыпям и горным болотам, переходила вброд бурлящие ручьи, перебиралась по сомнительным мостикам.
Эта книга — первая сводная монографическая работа о  тофах, построенная на обобщении материалов многих поколений исследователей. Пятилетние исследования Л. В. Мельниковой в Тофаларии позволили во многом дополнить известное ученым ранее, уточнить, перепроверить. Авторские материалы превалируют в первой части монографии. Что касается второй части, описания истории советского строительства и коллективизации тофов, слома старого быта, ликвидации шаманизма, карательных и репрессивных мероприятий партийных и советских органов и многих других фактов из советской жизни этого маленького народа, то многое становится известным нам только сегодня, ибо до Л. В. Мельниковой никто не прикасался к архивным документам того времени и никто бы не осмелился еще пять лет назад обо всем написать так правдиво и жестко, как это сделано нашим автором. На тофаларские проблемы своеобразно откликнулись с началом перестройки центральные этнографические организации. В 1987 г. в журнале «Советская этнография» публикуется статья В. П. Кривоногова «К современной этнической ситуации в Тофаларии». Предельно четко понимание тофаларской проблемы было сформулировано бывшим директором Института этнографии АН СССР академиком Ю. В. Бромлеем в книге «Человечество — это народы» (М., 1990). Ссылаясь на исследования Кривоногова, он пишет, что в результате высокого процента смешанных браков за последние 50 лет нагляднейшим образом изменился антропологический облик тофов и европейский компонент возрастает от поколения к поколению. Однако все дети из смешанных семей причисляют себя к тофам. Став оседлыми, тофы у себя на родине сохранили прежние занятия — оленеводство, охоту и таежные промыслы, прибавив к ним некоторые новые. Что же они потеряли из черт этнической культуры? — задает вопрос академик и отвечает: «Самая, вероятно, серьезная из потерь — ослабление позиций тофаларского языка. Теперь лишь четверть владеет им свободно, да и те в семье разговаривают на нем больше с родителями, чем с детьми. А из каждых пяти детей четверо языка даже не понимают... Но этническое самосознание сохраняется, а численность народа... растет... Примерно половина взрослых тофов заявила этнографам, что необходимо создать тофаларскую письменность и начать преподавать национальный язык в школе. Другая половина считала, что заниматься теперь созданием собственной письменности — поздно и бесполезно... Позиция первых не подкрепляется реальными действиями, поскольку они не учат своих детей тофаларскому языку». Отсюда Ю. В. Бромлей делает вывод: «перед нами «нормальный», довольно часто... встречающийся в истории процесс перехода этноса на новый язык. Перехода с сохранением этнического самосознания, имени, многих традиционных черт культуры». В последней фразе закамуфлирована мысль о неизбежности и закономерности процесса потери национального языка без попытки вскрыть глубинные корни этого явления. Действительно, в 1986—1989 гг. при обсуждении языковой ситуации не только у тофов, но и у таких народов, как буряты и казахи, звучали отдельные голоса о невозможности возврата к национальному языку, о том, что «поезд ушел»... Однако этническое самосознание «без языка» уже не могло смириться с такой ситуацией и требовало самосознания «с языком». Поэтому не только теоретическая, но и практическая работа В. И. Рассадина по изучению тофаларского языка и подготовке национальных учебников оказалась кстати и ко времени. Сегодня тофы уже изучают свой язык в школе. Это не значит, что все проблемы решены. Но это означает, что ситуация изменилась совсем не в ту сторону, как это предполагали Ю. В. Бромлей и сотрудники его института.
В заключение хотелось бы сказать следующее. Когда вы прочтете книгу, не спешите немедленно покупать авиабилет в Тофаларию, чтобы лично приобщиться к ее экзотике и тайнам. Там живут такие же люди, как мы, только в более трудных условиях. Если раньше бичом тофов были «карагасники», спаивавшие и обиравшие местных жителей до последней нитки, то теперь не меньшее зло представляют праздные туристы, покорители горных вершин, искатели приключений и легкой наживы. Тофалария не готова к приему того количества непрошеных гостей, которое обрушилось на нее сегодня. И даже научные экспедиции для местных жителей представляют определенное бремя, отвлекают от работы, нарушают внутренний ритм жизни и быта. Сходные процессы в свое время пережили индейцы Америки, когда в послевоенные годы в резервации хлынул неуправляемый поток ученых экспедиций, университетских профессоров и студентов, бесцеремонно вторгавшихся в частную жизнь наблюдаемых. Индейцы вынуждены были запретить въезд без их приглашения. Индейский писатель В. Делория заявил: «Мы... не должны быть предметом наблюдения для тех, кто ничего не делает, чтобы помочь нам». Такие же процессы происходят сегодня и на соседнем с Саянами Алтае. Новосибирский этнограф А. М. Сагалаев, посвятивший многие годы изучению этнографии населения этой горной страны, с болью пишет в одной из последних книг: «Алтай болен. Болен давно... Не успели перейти на оседлость коренные жители гор, как Алтай затопила новая волна кочевников. Сюда едут альпинисты и лозоходцы, уфологи и просто туристы... Они ищут на Алтае себя, снисходительно или безразлично поглядывая из окна автобуса на почерневшие крыши аулов, скудный быт чабанов. Так встречаются, не узнав друг друга, две культуры... »
Что будет с тофами в ближайшем будущем? А что будет со всеми нами? На это сегодня нет ни у кого готового ответа. «Проекты века» все лопнули. Остались горечь и разочарование. Нас более 70 лет учили помогать другим, делать людям добро, даже если они об этом не просят. Добро, в нашем понимании, для других оборачивалось злом. В конце концов — и для нас тоже! Но есть старая прадедовская заповедь: не ломать того, что не нами создано. Всякие революционные перестройки и революции больше разрушают, чем создают. Поэтому, прежде чем что-то переделывать на свой лад и вкус, надо сначала как следует разобраться в непонятном и неизвестном нам явлении и тысячу раз подумать и взвесить, чем все это кончится, будет ли от этого хоть какая-то польза. Надеюсь, что чтение этой книги, рассказывающей об историческом опыте перестройки жизни маленького народа и неопределенности его современного состояния, заставит нас задуматься и, может быть, стать чуточку мудрее.
 
В. В. Свинин, доцент кафедры археологии и этнографии,
заведующий гуманитарным отделением ИГУ
 
                                                                                                              Спутниковые телефоны *  Радиотелефоны * Радиостанции
   © 2005 г.                                                                                Главная *  Тофалария *  Тофы о Родине  Про связь  * Фотоцентр *  Контакт
Tofalaria.Ru * Жизнь полна приключений                                                                                                                                                                                            
                      При копировании и использовании материалов с данной страницы просьба указывать источник получения информации, вэб-сайт http://www.tofalaria.ru