Восточный Саян. Перевал Федосеева, Агульское озеро, Долина Орзагая, Ледник Кусургашева, Агульские Белки, Первая Фомкина, Вторая Фомкина речки

||

Авиа - конно - пеший, плюс сплав 2007

||

Маршруты по Тофаларии

Свой кошмар всегда лучше чужой гениальности

.........................................................................................................................................................................

В ГОРАХ
ВОСТОЧНОГО САЯНА
2007

(заметки кинематографиста)

фотографии
А.СВЕШНИКОВА
Н.БОРСУК

9 июля.

С утра, наскоро выпив чая и заплатив за «гостиницу» (как я понял – единственные, кто из гостей праздника вообще за что-то заплатил), мы побежали к аэропорту. В одиноко стоящем на поле сооружении нашли человека, сидящего «на рации» и попытались выяснить, когда будет борт до Верхней Гутары. Человек оказался не очень словоохотливым и пробурчал нам что-то типа : «...Быть-то он будет, конечно, но вы всё равно в него не сядете, так как места все заняты.» Однако мы не стали придавать значение его словам, а Надя вообще решила выйти на взлётную площадку с вещами, влезть в первый приземлившийся вертолёт и уже никуда из него не выходить. Видимо, моего «оруженосца» сильно утомила поселковая жизнь среди нетрезвого народонаселения! Я не стал противиться, поскольку прекрасно понимал, что несмотря на имеющиеся у нас билеты, никто считаться с нами не будет и надо действовать решительно и самоотверженно, иначе мы рискуем остаться в Алыгджере на неопределённо долгое время, а этого нам совсем даже не хотелось.
В итоге в первый вертолёт мы всё же не сели, так как он летел в Нерху, а вот второй Надя взяла приступом, заняла нам на двоих места, я закидал аппаратуру, и мы поклялись, что «живыми не сдадимся»!
Полёт из Алыгджера в Верхнюю Гутару мы запомним с Надей надолго! В салон набилось немыслимое количество абсолютно пьяных людей, у каждого из которых была как минимум одна трёхлитровая банка браги. Все эти люди орали, дёргали нас, падали, блевали, разливали свои банки. При этом нашпигован вертолёт был выше всяких возможных допусков. Я с недоумением смотрел на пилотов, но те с невозмутимым видом завели двигатель, стараясь не глядеть в салон, и с третьей попытки этот ужас всё-таки взлетел. Мы с Надей переглянулись. Мысль, посетившая нас в этот момент, была понятна без слов: мы совершенно не были уверены в том, что вертолёт долетит до места назначения. Машину трясло, она проваливалась в какие-то ямы, но всё же летела. Пассажирам на это было абсолютно наплевать, они, на их счастье, пребывали в совершенно другом измерении! Надю начинало тошнить, так как аромат браги был, действительно, невыносим. Понятно, что и речи не могло быть о том, чтобы попытаться что-то снять, хотя все окна и люки были открыты (иначе народ бы задохнулся от собственных бражных испарений!) На нас с Надей сидело-лежало по крайней мере пять-шесть неразличимого пола существ, и когда мы пытались высвободить хотя бы часть ноги или руки из-под навалившегося груза, существа возмущались, и это грозило ненужными нам конфликтами, а потому мы, зажав нос, уши и закрыв глаза, молча терпели и ждали окончания этого весёленького перелёта.
Иногда я всё же умудрялся выглянуть в открытый иллюминатор. И вот, перед самой Верхней Гутарой, я чётко увидел набитую тропу недалеко от большого озера, по которой шёл караван лошадей. Не было сомнений – это была наша группа! Я крикнул Наде, чтобы она высунулась и посмотрела, но к этому моменту моя верная помощница уже не могла даже повернуть голову, готовая, кажется, убить всех, кто ей попадётся под руку. В её глазах я прочёл лишь единственное желание – поскорее выбежать из этого ада!

Когда мы вылезли из вертолёта, предложение Лидии Ивановны проследовать за ней мы с Надей отклонили, так как нам необходимо было отдышаться и прийти в себя. Мы решили, что самостоятельно найдём дом Речкиной, хотя на самом деле понятия не имели, где он находится.
Мы сидели на берегу реки Гутары, я нервно курил, Надя вертела в руках какую-то веточку и смотрела мимо. Минут через двадцать мы двинулись по дороге к посёлку.
Дом Речкиной оказался крайним домом посёлка (сразу за метеостанцией). Нас встретил муж Речкиной – Александр Петрович Антипов, бывший москвич, заядлый охотник и рыбак, человек доброй души, шутник и замечательный матершинник. Пожалуй, ни одна фраза у него не складывалась без крепкого словца.
Мы бросили свои вещи во дворе.

Примерно через пол-часа к дому пришли навьюченные экспедиционным грузом лошади с каюрами, а затем и сами «туристы». Мы с Надей выбежали с камерой на берег Гутары их встречать. Вначале показался на другой стороне Володя Байцев, облепленный полчищами насекомых, а затем уже Витя Михайленко и Серёга Лепёхин. Ура! Все были живы и, судя по всему, здоровы!
Чуть позже выяснилось, что Серёга еле дополз, так как пришлось преодолевать несколько перевалов, а сердце его ещё не привыкло к таким переходам «с корабля на бал». Поэтому, обозлённый на весь мир, он начал «грызть» Витю, который, как всегда, вызывал у него наибольшее раздражение. Короче говоря, компания переругалась, а я не сразу понял, что нужно сделать, чтобы как-то сплотить всех обратно.
Не буду вдаваться в подробности конфликтов, всё равно это было без меня и исправить что-либо представлялось довольным сложным делом. Но кончилось тем, что два дня спустя, перед самым нашим выходом в пеший маршрут к перевалу Федосеева, Володя Байцев вдруг подошёл ко мне и, отдавая списки продуктов и заламинированные карты, сказал, что поедет обратно домой... Честно говоря, он меня застал своими словами врасплох, так как я даже представить себе не мог такого поворота событий. Вот тебе и человеческий фактор!
На мой вопрос: «А что, собственно, произошло?» - он ответил коротко и ясно: «Да зае... все!».
Решение было Володей принято окончательное и бесповоротное, о чём я узнал уже у Нади, пытавшейся «вразумить предателя»...
Теперь, спустя время, я думаю, что Володя поступил вовсе не подло. Просто он, будучи закоренелым таёжным бродягой, сразу понял, что с ЭТИМ коллективом не сможет существовать долгих два месяца экспедиции. И сделал он это вовремя. Гораздо хуже было бы, если он ушёл бы уже из пешего похода или на третьем этапе. Конечно, расчёт у нас был как минимум на пятерых (а первоначально даже на шестерых!). И уход Вовки означал серьёзный пересмотр планов и маршрутов экспедиции. Но, как говорится, удержать я его не мог и не имел права. Никакой зарплаты, кроме билетов, обмундирования и продовольствия, я ему не платил. До сего дня он всё делал честно и добросовестно. Ну коли не сложилось – значит, не сложилось. Хотя в душе мне было искренне жаль, и сердце ныло по этому поводу на протяжении всего нашего путешествия. Возможно, что Володя рассчитывал на несколько другое участие в съёмочном процессе, о котором у него были свои соображения. А по первым дням получалось, что он всё время оказывался «на вторых ролях», так как нужно же было кому-то заниматься технической стороной: покупать и упаковывать продукты, писать списки продовольствия, заниматься вьючкой лошадей вместе с каюрами и т.п. Эти дела автоматически были поручены Володе, Виктору и Серёге, когда тот не был задействован в съёмках. Так распределились обязанности. И в этом не было ничего обидного. Все работали во имя экспедиции, для будущего фильма. Так мне тогда казалось. Но, видимо, у каждого на этот счёт были свои мысли...

10 -11 июля.

Два дня в Верхней Гутаре, в течение которых мы, параллельно подготовке к походу на перевал Федосеева, занимались съёмкой местных жителей.
Моя команда (ещё в полном составе) расположилась в полукилометре от посёлка на берегу Гутары у впадающего в неё ручья, называемого Каменка. Место было выбрано единогласно, хотя я и посетовал на то, что оно далековато от «базы», то есть дома Речкиной, где жил я со всем экспедиционным имуществом в любезно предоставленном Лидией Ивановной отапливаемом сарае. Но народ мой не желал мозолить глаза местным жителям и хотел чувствовать себя более независимо. (Забегая вперёд скажу, что даже эта отдалённость в итоге не помогла избежать некоторых конфликтов.)

Выбор персонажей для съёмок мы предварительно согласовали с Речкиной. Возможно, она и не предполагала, что из этого получится, но выбор её мне понравился. Все персонажи оказались людьми интересными, своеобразными, и потом практически из каждой нашей съёмки что-то вошло в картину.
Начали мы с семьи Савицких – Петра и Зинаиды. В 1969 году они участвовали в захоронении праха Григория Федосеева на Иденском перевале (впоследствии перевале Федосеева). Говорил, в основном Пётр, жене же он не давал сказать слова, и у неё только влажнели глаза, когда речь шла о вдове Федосеева, Елене Иосифовне Глосинской. Прозвучало и несколько слов о жизни в Тофаларии (семья живёт здесь с 1957 года). В конце съёмок Пётр Арсентьевич так разошёлся, рассказывая о себе, что мы с трудом смогли его остановить.
Далее, в связи с тем, что ливанул вдруг дождь, мы переместились в наш сарай, где лежали вещи экспедиции, и сняли там саму Лидию Ивановну. По моей просьбе она прочитала несколько своих рассказов (о их существовании я знал ещё в Москве благодаря сайту Жени Евтухова.) И потом разговор перешёл к проблемам сегодняшней жизни тофов. Не могу сказать, что Речкина как-то кривила душой, говоря высокопарные слова о возрождении Тофаларии. Она так чувствует, так мыслит. Несомненно, есть в ней и жажда собственной выгоды. Речкина, как мы вскоре поняли – одна из самых небедных жительниц Верхней Гутары, так как владеет большим количеством лошадей, используемых различными туристическими группами, которые ей поставляет Женя Евтухов. Мы тоже заплатили ей кругленькую сумму за каюрские услуги. Но, как говорится, Бог ей судья. Она, в отличие от большинства жителей посёлка, не сидит сложа руки. Работает и получает вполне заслуженное вознаграждение. А уж что там у неё внутри на самом деле – не нам судить...

Лидия Ивановна Речкина даёт интервью для нашего фильма.

Второй день в посёлке начался со съёмок Лилии Ходогоновой - пожилой глухой женщины, которую мы попросили исполнить тофаларскую народную песню. Честно говоря, не думал, что из этой затеи что-то получится. Но песня, автором которой оказалась сама исполнительница, впоследствии станет чуть ли не лейтмотивом всего фильма о Тофаларии. На самом деле, исполнение было довольно страшненьким, так как голоса у женщины не оказалось, это был просто ритмический хрип, но чрезвычайно выразительный, уже во время съёмок заставивший меня содрогнуться. Что-то в этом было невыносимо печальное, безысходное, как голос из прошлого века, который хочет донести до сегодняшних слушателей нечто удивительно важное, но уже не может, потому что звуки застревают в горле, да и вряд ли кто поймёт слова...
Надюшка сегодня целый день носила тяжеленную телескопическую удочку с микрофоном, а Серёга помогал мне с камерой и со светом. Я был обоим безумно признателен за тяжёлый профессиональный труд – всё было сделано качественно и вовремя. Самому же мне пришлось снимать с ручного стедикама - приспособления для балансировки камеры, которое надо было держать на вытянутых руках, а весило оно не меньше 12 килограммов! В общем, всем досталось, но и результат, как мне казалось, был неплохим.
В завершение у подвесного мостика через Гутару мы сняли сцену разговора Речкиной с ветеринаром («копытчим доктором») Василием Ходогоновым о возрождении оленеводства.
Вечером приехал Женя Евтухов с каюрами, вернувшись после заброски группы туристов на Казыр. У него всё хорошо. Рассказал, что тропу подновили и наш поход на перевал Федосеева должен пройти без особых сложностей.
Перед сном (так как поселился Женя со мной в Речкинском сарае) я показал ему на ноутбуке раскадровки снятого в Алыгджере материала, мы пообщались о наших планах и мирно уснули.

Семья Лилии Ходогоновой (в центре с ребёнком), исполнявшей в нашем фильме песню.

12 июля.

В 7 утра я разбудил Витю и Надю, и они стали сворачивать лагерь на Каменке (Серёга ночевал на «веранде» Речкинского сарая.)
Мне хотелось побыстрее отправиться в путь, но вечно что-то мешало: то вьюки перекашивались на лошадях, то вдруг Глебу (сыну Речкиной и Антипова, которого определили каюром в наш поход) необходимо было сходить на кладбище к родственнику, у которого сегодня 40 дней, то ещё какая-то непредвиденная задержка... В общем, с горем пополам, в 11-30 наш небольшой караван, состоящий из трёх завьюченных лошадей и одной свободной, Глеба, Серёги Лепёхина, Вити Михайленко, Нади, собаки Метки и вашего покорного слуги, вышел со двора Лидии Ивановны Речкиной. На мои переживания по поводу того, что мы не успеем дойти до предполагаемого места ночёвки в устье реки Иден, Глеб сказал, что ходу туда всего 16 километров, и часа за четыре мы спокойно доползём.
Действительно, путь оказался несложным. Вначале он шёл по грунтовой дороге, затем – по хорошо набитой тропе с небольшим, еле заметным подъёмом. Раз пять в пути поморосил дождик. Но он не мог испортить нашего радостного настроения в предвкушении увлекательного путешествия в центральную часть Восточного Саяна, о котором мы так долго мечтали, и «прелюдия» к которому так затянулась (ведь уже две недели, как мы выехали из Москвы!)
Весь путь шёл вдоль реки Гутары. И мы могли в любой момент сбросить рюкзаки и вдоволь напиться изумрудной освежающей воды. Кстати, за плечами у моих спутников были небольшие лёгкие рюкзачки, у Нади, кроме этого – фотоаппарат в кофре, мне же пришлось с сего дня и до конца экспедиции тягать свой двадцатипятикилограммовый специальный рюкзак с камерой и оптикой. Остальные вещи экспедиции были распакованы в шесть вьюков. Вначале, конечно, было немного жарковато, но поскольку «тренинг» уже кое-какой был, к длительному пешему перемещению я вскоре привык.

Первые километры пути к перевалу Федосеева.

Лошади шли бойко. Глеб иногда садился на «передового» чёрного коня верхом, умудряясь примоститься между вьюков, иногда шёл пешком впереди каравана. Я пытался снять несколько кадров «прохода», но для этого приходилось примерно с пол-километра бежать вперёд,
устанавливать камеру и по команде «пускать» движение. Вскоре я понял, что так, не доходя перевала Федосеева, я «протяну ноги», а потому договорился с Глебом на будущее, что иногда, в самых интересных местах, я буду просить его тормознуть караван минут на пятнадцать, чтобы приготовиться к съёмке. Так мы с ним и делали. И по возможности, он предупреждал меня о том, что ожидает нас впереди. Иными словами, уже с первых часов пути Глеб стал самым главным моим помощником в съёмках, причём вполне профессиональным: во время съёмок он не смотрел в камеру, вёл себя непринуждённо, в общем, я был очень рад, что нашим каюром оказался такой замечательный, сообразительный молодой парень!

Около 16 часов мы легко перешли вброд Гутару и встали у избы в устье реки Иден. В этом месте Гутара (если смотреть на неё снизу вверх) делает резкий поворот на запад, а Иден как бы продолжает основное направление реки дальше на юг. Место у избы было «насиженным», с большим количеством «коновязей» в виде спиленных жердей и брёвен. Пока лошади остывали, поскольку сразу развьючивать их после перехода нельзя – они могут простудиться, Глеб уже разжёг костёр, мы выпили горячего чая и приступили к разбивке лагеря.
Сидя у нашего первого таёжного костра, строили планы на завтра. Было решено день посвятить съёмкам Гутарского водопада и Чёрного озера, что в 5 километрах от стоянки вверх по Гутаре, и если всё сложится удачно, после обеда подтянуть базу к устью реки Сухой Иден, и уже на следующее утро снять водопад на Сухом.
Но, как только мы разбили лагерь и поужинали, ливанул дождь. И идёт он уже три часа, не прекращаясь. Тучи обложные, и похоже, что в наши планы может внести свои коррективы погода...

13 июля.

Ох, не люблю я эти тринадцатые числа!
Всю ночь – непрекращающийся ливень. Гутара «разбухла» и потекли ручьи вокруг избы и палаток. Трудно себе даже представить, как всё изменилось вокруг. Гутара, которую мы вчера легко преодолели вброд, почти не замочив сапог, сегодня превратилась в зловещий мутный поток, разлившийся по близлежащей тайге многочисленными протоками. Мы с нашим лагерем вместо солнечной полянки очутились на островке среди мутных ручьёв, текущих по траве. Всё стало мокрым, серым, неприветливым. Сразу почему-то вспомнились эпизоды из Федосеевской повести «Мы идём по Восточному Саяну», когда группа геодезистов оказалась на острове среди бушующей после дождей реке Ничке. Наполненный этими воспоминаниями, я решил немного поснимать «всемирный потоп», взяв к себе в помощники Серёгу и Надю.

На съёмках «всемирного потопа».

Дождь начал «сбавлять обороты» только к 16 часам. Посовещавшись, мы решили не предпринимать сегодня никаких вылазок: снимать водопад по такой погоде бессмысленно, да и двигаться вперёд тоже – все вещи и техника будут мокрыми. При любом раскладе завтра мы двинемся к последней избе на пути к перевалу Федосеева, а водопады и Чёрное озеро отложим на обратный путь. Ещё мы с Глебом договорились по прибытии на следующую промежуточную базу сходить поснимать охоту на кабаргу. Я давно вынашивал идею сделать «сцену охоты», а тут, как мне рассказал наш каюр, такая возможность представляется. Последняя по ходу изба находится в зоне окончания лиственнично-кедровой тайги и начала редколесья и альпийских лугов – излюбленном месте обитания этого самого маленького оленя.

Сегодня утром, когда Глеб пошёл за привязанными на ночь лошадьми, метрах в 100 от него в кустах взревел медведь. Лошади всполошились, Глебу пришлось выстрелить, чтобы отпугнуть непрошенного гостя. Ещё одного медведя на склоне вверх по Гутаре Глеб увидел уже днём. Я, вооружившись биноклем и камерой с 500-миллиметровым объективом, тоже его увидел и даже запечатлил. Правда, мишка был далековато и кадры получились немного размытыми, но зато наблюдать, как Михаил Иванович ворочает камни на склоне в поисках пропитания, мы могли почти два часа (медведь двигался медленно, периодически возвращался назад и всё время находился в поле нашего зрения).

14 июля.

Переход до избы под перевалом Федосеева (приблизительно 16-18 км) занял в общей сложности часов шесть. Мы не торопились, к тому же я часто тормозил караван, чтобы снять очередной «проход». Потом эти кадры очень пригодились в монтаже фильма «Перевал Федосеева». Также был снят караван «в движении» и «с лошади» – с использованием стедикама.
Я целый день пытался не отставать от Глеба и лошадей, чтобы была возможность запечатлеть интересные моменты пути. Давалось это нелегко, но кое-как всё же мы добрели до конца, не теряя друг друга из вида. Народ мой сегодня здорово «растянулся» по тропе, поскольку начались небольшие препятствия в виде курумов и затяжных подъёмчиков. По дороге сделали остановку у искусственных солонцов. Глеб рассказал, что они специально подсыпают в это место на корни огромной лиственницы соль, сами прячутся в небольшом скрадке, представляющем из себя овражек, заваленный ветками, и ночью ждут «зверя». Приходят, обычно, изюбри, а иногда вслед за ними и медведи.

Глеб и Виктор поправляют вьючные сумины на лошадях.

Не доходя до избы километра два-три, перебрели Иден. Брод лёгкий, неширокий, лишь в одном месте приблизительно по пояс. Когда все собрались у стоянки, Глеб развьючил лошадей, мы наскоро поужинали и засобирались на охоту. Я заранее готовился к серьёзным лазаниям по тайге, а потому решил не тащить с собой штатив, а взял только камеру, оптику и запасные аккумуляторы. Всё это я умудрился разместить в маленьком рюкзачке.
Вышли мы с Глебом и собакой Меткой в 20 часов. По выражению моего охотника, солнце начинало «сушить портянки». То есть, оранжевым цветом светились лишь верхние части окружавших нас гольцов. Вначале мы пошли по тайге без тропы, забирая вверх по склону. Глеб периодически останавливался, Метка покорно садилась возле него, он доставал «пикульку»-манок и начинал свистеть. Я много раз слышал о таком способе охоты. Описан он и у Григория Федосеева. Основан же он на том, что «пикулька» подражает жалобному крику маленькой кабарожки, сигнализирующему об опасности. И, повинуясь материнскому инстинкту, на крик этот прибегает взрослая кабарга. Тут-то, как говорится, не упусти, охотник, свой шанс. Кабарга – очень осторожный зверь. И если она вдруг почует подвох – тут же повернёт обратно. Поэтому, когда работаешь манком, необходимо во все глаза смотреть по сторонам. Каждый раз я доставал камеру и включал на всякий случай мотор. Но кабарги не было. Тогда мы договорились с Глебом, что если он увидит или услышит зверя, то подаст мне знак кивком головы, и я сразу начну снимать. Метка тоже участвовала в охоте: она напряжённо вынюхивала окружающее пространство, прижав уши и готовая к броску. Меня вообще удивили местные собаки. Когда я читал в первый раз книгу Федосеева «Мы идём по Восточному Саяну», то самым захватывающим мне казалось описание поведения собак. Они были зачастую умнее и самоотверженнее людей, пробегали десятки километров по непролазной тайге, тропя медведя или лося, и их храбрость и приспособленность к таёжной жизни вызывали во мне восхищение и некоторое даже недоверие - мол, писатель явно слегка приукрашивает. Наблюдая же за собаками здесь, в Саянах, я пришёл к выводу, что Федосеев ничего не придумал. ТАКИЕ собаки бывают. Метка, например (у Речкиных было три молодых собаки одного помёта, получившие клички Метка, Ветка и Сучок), не была до этого в тайге. И если в первый день она облаивала всю возможную живность: бурундуков, белок, птичек, то на второй день пути она уже «такой мелочью» не занималась, поскольку никто её за это не похвалил, никто не подошёл на её лай (так мне объяснил Глеб). И сейчас, когда я с интересом наблюдал за её поведением, трудно было поверить, что это – первая охота в жизни Метки.

Глеб «пикулькой» приманивает кабаргу

ЛИСТАЕМ ДАЛЬШЕ...

Всё только начинается.

Фотогалерея похода.

Видео нарезки.

Скачать описание в формате PDF.


		::Другие материалы по теме::

ПЕШЕХОДНЫЕ МАРШРУТЫ

ВОДНЫЕ МАРШРУТЫ

ЗИМНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

СПЕЛЕОМАРШРУТЫ

СМЕШАННЫЕ МАРШРУТЫ